— Она с вами?

— В экипаже.

Я вновь рассмеялся:

— Тогда Полидори будет приятно.

— Он хотел, чтобы она досталась мне?

— Поэтому-то и позволил мне уйти.

Лорд Байрон нахмурился:

— Но это ведь не Полидори…

— Нет, это не он превратил меня в то, что я сейчас есть.

И опять я чуть не задохнулся от собственного смеха.

К моему удивлению, лорд Байрон тоже улыбнулся, словно почувствовав облегчение от моих слов. Он подождал, пока утихнет мой смех.

— Конечно же, это был не Полидори, — проговорил он наконец, — Он мог сделать из вас такого вампира как я, но не то существо, в какое вы превратились… Так вы ненавидите ее?

— Лайлу?

Он кивнул. Я погладил лоб Мэри с содранной с него кожей.

— Почему я должен ненавидеть ее? — спросил я. — Когда она подарила мне это…

Выражение лица лорда Байрона не изменилось. Но взгляд его вновь оледенел, и, захваченный им, я не мог бежать.

— Вообще-то, я надеялся, — сказал он, все еще стоя надо мной, — застать вас на месте убийства. Вот почему сегодня ночью я предоставил вас самому себе. Я хотел застать вас врасплох, с печатью учиненной вами бойни у вас на губах, с вашей жертвой у вас в объятиях, чтобы отвращение к самому себе подчинило вас мне. У вампира нет иного выбора, кроме как пить кровь, но это не означает, что он не может сожалеть о своей сущности. Что-то от его прежнего «я» всегда сохраняется. И в этом величайшая из всех мук; — понимать то, что ты должен делать. В вас же… — Он нахмурился, взял меня за щеки. Взгляд его прожигал меня насквозь. — В вас же нет чувства вины. Ни тени осознания ужаса и позора того, что вы творите. Мои надежды подтвердились — вы совсем не вампир. Так кто же вы, доктор? Пришло время узнать это.

Я повернулся к Мэри, целуя ее почерневшие губы.

— Я не понимаю, — пробормотал я. — Почему вас волнует, кем я стал?

Вдруг его мысли отразились в моем черепе. Что он делает?