Лайла не обратила внимания на холодность его тона. Она взмахнула рукой, и храм вдруг затих и опустел, верхушки его коснулись первые лучи рассвета. Каменная кладка казалась невозможно крутой, словно поднималась из горы, башня возносилась высоко в бедный кислородом воздух, но я не ощутил никакого неудобства, только удовольствие, которое получал в постели Лайлы, когда познание всего мира открывалось мне: равнины… реки… джунгли… моря. Я взглянул на восток: небо зарозовело, вновь обещая возрождение… надежду. Душу мою залило потоком света.
— И вместе с тем, — тихо произнес лорд Байрон, — я видел, что произошло в «Миллерс-Корт».
— Вы такой чувствительный, милорд? — поразилась Лайла. — Такой кровопийца, как вы?
— Всю эту красоту, все эти чудеса и надежду, — он обвел рукой вокруг, — землю, воздух, звезды можно купить, лишь содрав шкуру со шлюхи?
Глаза Лайлы сузились:
— А если и так?
— Тогда меня это не интересует, — пожал плечами лорд Байрон.
— Но вы все равно убиваете.
— Да. И вам известно почему: у меня нет выбора Признаю, небольшое утешение, но это лучше, чем бессмысленное убийство.
— А вот этот доктор — если бы он был, как вы, убивал бы только для того, чтобы выжить, — как вы думаете, стал бы он счастливее?
И вновь лорд Байрон пожал плечами:
— Спросите у него сами.
Лайла взглянула на меня, а я задумался над ответом. Вдруг рассвет, горы, небо снова превратились в полутемное подземелье, освещаемое лишь бликами пламени.
— Нет, — сказал я, — нет, только не это.
Труп Мэри, ее рука на распотрошенном животе с ободранной кожей возникли у меня перед глазами.
— Нет, — повторил я, спрятав лицо в ладонях.
— Ты скорее убил бы ради утоления жажды, чем просто из развлечения?
Медленно я открыл глаза Лицо Мэри исчезло, и его сменило личико Лайлы. Мы по-прежнему находились в глубоком подземелье, за стеной огня.
— Я бы вообще не убивал, — ответил я.
— Нет-нет, — засмеялась она, — ты забываешь, боги дают, но забрать свои дары они не могут. И все же, — она погладила меня по щеке и улыбнулась, — я приношу тебе свои соболезнования.