А совсем рядом таким же шнуром, заканчивавшимся свинцовыми грузилами, упаковывал своего клиента Бобби Мардо. Получив удар в коленный сгиб, тот осел и тут же опрокинулся лицом в пол, но уже с вывихнутой в плечевом суставе рукой. Он так и не успел понять, что произошло. Впрочем, как и все остальные пассажиры. Рядом с налетчиком сиротливо лежал его армейский «кольт» 1911. Соучастник неудавшейся попытки ограбления рычал и пытался разорвать узел, стягивающий запястья.

— Я же просил без фанатизма, — накинулся на ученика Мардо.

— Прости, я спешил, надо было помочь мисс… Простите, как ваше имя?

— Джессика, — пролепетала рыженькая.

— Вот, мисс Джессике. Мисс, у вас, похоже, посттравматический стресс, вам нужен доктор, и лучше меня вам не найти. Скорей диктуйте телефон.

— 555…

— Да это же «рыболовы»! — воскликнул кто-то из пассажиров.

— Сэр, прошу вас, останьтесь на своем месте! — тоном, исключающим желание вступить в спор, рявкнул Боб Мардо. — На станции мы выйдем. Когда поезд тронется, вызовите полицию по переговорному устройству.

Поезд начал торможение перед 215-й стрит.

— Порядок, я все запомнил, — между тем продолжал Тайлер Логан. — Не сомневайтесь, в скором времени я приду к вам на помощь.

— Эй, потом придешь! — окликнул его Боб. — Исчезаем!

Глава 2

Глава 2

Небо синее-синее, кажется, будто весь мир утонул в этой синеве. Шумящий за пальмовой рощей Нил где-то там, в своих верховьях, должно быть, вытекает из этой небесной сини и уже потом, в землях отца, разбиваясь на множество потоков Дельты, впадает в Срединное море.

Сетх-Ка, второй сын земного воплощения светозарного Гора, прикрыл глаза и всем телом ощутил, как яркое небесное око обжигает землю нестерпимым жаром. Полуденный зной заставлял все живое прятаться в спасительную тень.

Здесь, под грациозными, будто танцовщицы, финиковыми пальмами, было тихо и радостно, заливались привезенные из-за дальнего моря птицы, священные кошки Бастет разгуливали, гордо подняв хвосты, ежеминутно норовя потереться о дремлющего принца. А то и вовсе, знаменуя любовь богини, улечься на грудь юноше. Сетх-Ка такое проявление божественного внимания только радовало.

Он вообще любил четвероногую живность, впрочем, не менее, чем птиц, в которых и вовсе души не чаял. Сетх-Ка готов был часами следить за неспешным парением соколов и стремительным чирканьем крыльев юрких стрижей, за порханием колибри и тяжелым полетом зобатых пеликанов, силясь постичь невероятную очевидность, мечтая вот так же воспарить над долиной Нила, полюбоваться величием земель, объединенных под рукой его отца.