— И по каким-то причинам там же была спрятана фотография. Дети, вы и ваш брат.

И еще та практикантка, глупая девчонка, постоянно возражавшая против наказаний и грозившая выдать их с братом, рассказать властям, как обращаются с детьми! Ну, с ней поступили как и следовало, и фотографию надо было бы выбросить вместе с прочими вещами, потому что изображение молодой женщины служило постоянным напоминанием, а Магде не слишком-то хотелось постоянно думать о том, как именно она заставила замолчать мисс Умницу Линит.

Но Магда слишком гордилась этим снимком, чтобы уничтожить его. На нем они с Августусом красовались во всей силе власти, данной им наконец-то в награду за их успехи и преданность. Ведь до того они были простыми учителями с весьма ограниченными возможностями, но потом им подвернулась удача, вместе с назначением на должность опекуна и воспитателя одиннадцати эвакуированных сирот, которых прислали в Крикли-холл из далекого города, разоренного войной. Их выбрали среди многих претендентов. Нет, она бы ни за что не уничтожила эту фотографию. Мисс Криббен раздувалась от гордости, даже вспоминая о ней. Если бы только Августус не страдал головными болями! Это была чудовищная боль, заставлявшая брата изо всех сил сжимать голову руками. Именно головные боли и разрушили постепенно его блестящий ум, оставив ему лишь припадки бешеной ярости. А припадки довели его до безумия.

— Ну ладно, я свое дело сделал. В конце концов, это была идея жены, не моя. Лично я и не ожидал от вас многого, так оно и вышло. Если, конечно, не считать кое-какого отзвука в вашем взгляде. Я его заметил дважды, хотя вы на меня и не смотрели. В первый раз — когда я сказал, что моя жена уверена: в Крикли-холле обитают призраки, а еще — когда я упомянул о фотографии. И оба раза вы как будто испугались. Ну, по крайней мере, мне это показалось похожим именно на страх. Может быть, вы замкнулись в собственном мире потому, что вас мучает чувство вины, может, вы живете в собственном аду? Кто знает? Если я сказал что-то не так, приношу свои извинения. Я не хотел вас тревожить. Но, Магда, я искренне надеюсь, что вы ничего не помните.

Наконец-то он уходит! Наконец вышел из комнаты! Удивительно, однако она испытала сильное искушение нарушить многолетнее молчание и заговорить с ним. Она хотела защитить своего брата, ведь он был прав во всем. И она права, конечно. Но молчание защищало ее до сих пор — кажется, целый век, — и не стоило все ломать из-за этого бесстыдного молодого человека. По правде говоря, она хранила молчание так долго, что не знала, способна ли еще говорить, не увял ли ее голос вместе с усталым состарившимся телом. Черт бы побрал этого чужака и черт бы побрал всех остальных, и власти, и всех этих медиков, пытавшихся заставить ее говорить! Надо же, этот тип заставил ее ругаться… Но Господь простит ее. Он простит ее и за все остальное, даже за убийство той учительницы, потому что Он понимает: такова необходимость. Господь всегда был на ее стороне.