— Как-как, попону постелю, — гордо парировала Нелли. — Так от земли хлад идет опасный телу, даже летом. А попона из кошмы, она толстая, да и змей отпугнет запахом.
— Значит, тебе для ночевки непременно попона нужна? — Княжна все веселилась. — А без попоны не поскачешь?
— Ну не знаю, можно веток наломать. Еловых.
— Хлопотно, — Арина сморщила нос. — А вот бурелома всегда вокруг бери не хочу. Надо поболе сгрести да кострище разжечь.
— Ну, костер костром, а спать-то на чем?
— Подождешь, покуда догорит. Потом угли сметешь, да и ложись себе спи, земля прогрета. Знаешь, тепло как? До утра не остывает. Много чего знать тут надобно, как воду сыскать лозой, какие травы есть можно. Так что стряслось-то с тобою?
— Не могу я тебе сказать, — Нелли запоздало всхлипнула. — Тайна, да не моя. Не выходит у меня кое-что, никак не выходит, а очень важно, чтоб вышло.
— Эх, пожить бы тебе тут, набралась бы терпенья. Выжди, может, не с того конца подходишь, остынь. И не унывай, Ленушка, сестрица моя десятиюродная. Последнее это дело.
Глава XVI
Глава XVI
Все повели себя так, словно сговорились, а быть может, и сговорились на самом деле. Казалось, будто у Роскофа, отца Модеста и обеих подруг разом отшибло какой-либо интерес к дактиломантии.
Теперь и вправду представлялось, будто Нелли приехала погостить у далекой родни. Времяпрепровождение становилось приятным, особливо потому, что небеса над Крепостью с каждым днем все ярче окрашивались лазурью и в самом воздухе жило приближенье какой-то небывалой яростной весны.
Масленицу, к удивлению Нелли, не праздновали.
— Сие солнцепоклонство берендейское, — непонятно объяснил отец Модест. — Предрассудок языческой, вовсе Великому Посту не нужный. Надобно душу готовить к испытанию, а не вокруг чучелы скакать.
— Так вить все так делают, — недоумевала Нелли.
— Положи, маленькая Нелли, что живет человек долгие годы в старом дому. Накопились у него в сарае прогнившие сундуки да повозки без колес, и надо бы выбросить, да как-то руки не доходят. Но ежели соберется он в новый дом переезжать, к чему тащить за собою старый хлам?
— Сие, надо думать, аллегория, — Нелли с тщанием, но не без куражу выговорила слово, весьма частое в употреблении у родителей.
— Вот именно. Не все было хорошо, что мы в России оставили. Иное так и вовсе плохо, — отец Модест поднялся, и ветер захлопал подолом его рясы. Они сидели на вершине Замка Духов, издали показавшейся Нелли некогда площадкою для стражи.
— А что еще плохо? — Нелли подняла воротник плаща: она в первый раз вышла без теплого башлыка и теперь о том втайне жалела. Открытые треуголкою уши ломило от холода.