Но всех поубивать едва ль бы вышло, а многих — пожалуй. Замеченная же, она стрелой полетела бы к табуну — где за ней угнаться колченогим! — вскочила бы на первую лошадь — в Крепости говорят, ордынские лошадки только хозяина слушают, да найдется ль такая лошадь, чтоб не услышала цыганского слова? И поминай ее как звали, не Катю, а Кандилехо!

А теперь этот несвязанный по рукам и ногам ее вяжет. Катя наморщила нос со злости. Хочешь не хочешь, а выручать придется. Да как бы ему еще знак-то подать, чтоб не выдал?

Бесшумно переступая по безжалостно вытоптанным росткам первой травы, Катя со спины же и приблизилась к сидящему.

Ровно кто подсказал, как надобно сделать: единовременно Катя ухватилась одною рукой за куцый хвост, оказавшийся хвостом парика, ладонью же другой крепко зажала рот сидящего.

— Одно слово, и оба сгинем! — прошипела она в самое ухо, прежде чем тот успел даже дернуться. — Я тебя выручу!

Едва Катя опустила руки, как незнакомец оборотился к ней с выражением величайшего изумления в лице. Чертами и росточком оказался он еще меньше, чем представилось издали, лет же казался средних. Лицо его, заросшее несколькодневною щетиной, было незначительно, из тех, что не разберешь — видал человека когда или отродясь нет.

Прижимая палец к губам, Катя выразительно перемялась на месте, изображая походку: ступай, мол, за мною.

Пленник вскочил на ноги на удивленье тихо, не забывши запихнуть книжечку свою за обшлаг.

Вдвоем шли тою же дорогой, хотя на сей раз Кате было не так безбоязненно. Заслышав дозорных, она припадала к земле или затаивалась за камнем или кибиткою. Незнакомец следовал ее примеру.

Лишь достигнув лесной сени, спасительной во мраке даже и без листвы, сумели неожиданные спутники остановиться и вновь взглянуть друг на друга.

— Вот так вышел жуков насобирать. — Голос ордынского пленника был хрипловато-приятен и показался Кате знаком. — Самого чуть на булавку не накололи.

— Да ты ж, барин, до Омска с нами ехал! — Катя, не могучи вскрикнуть, хлопнула себя ладонью по лбу. — Как тебя только бишь…

— Михайлов, мой юный дружок, Михайлов.

— И верно! Ты и тот раз в переделку-то попал, на дороге. С таким щастьем дома сидеть. На печи. Однако идем не спеша.

Спешить действительно не приходилось: бурелом и темнота являли опасное для путников содружество. Катя, однако ж, нарочно взяла в чащу поглубже, чем давеча. Небось не захотят гнаться-то.

— Скажи мне, мой спаситель, с кем сии башибузуки могли изготовляться для драки в сем безлюдном краю? Я, сдается мне, слышал даже пушечную пальбу.