Нифонт меж тем делал нечто вправду несуразное. Из рогожи явились три металлических овала, нет, три зеркала из металла! Отшлифованные гладко, но куда, само собою, хуже стеклянных. То, что побольше и покруглей, водрузил он на центральный крюк, два узких по бокам, к первому немного наискось.

Танатов упал на землю, скрючился, закрывши руками глаза. Нелли заметила, что только так он смог оторвать взгляд от Нифонта, к которому, однако, не смел обращаться прямо.

— Приступай, — кивнул князь Андрей Львович.

Шагнув к Танатову, Нифонт поднял его за ворот с легкостью, словно куренка, хоть тот и лягался ногами в каком-то отчаяньи. Водрузивши незадачливого ботаника на табурет, Нифонт встряхнул его за плечи.

— Ты не можешь сойти с места, злые травы не велят, — веско заговорил он. — Злые травы велят смотреть в окна Сюань-ди. Спи!

Танатов дрожал и раньше, но дрожь, прошедшая по его телу теперь, была особой. Медленное, необычайно медленное содрогание всех членов прошло от его ног до шеи, словно он оборотился большою змеей.

— Я не могу подняться. Я смотрю, — тускло проговорил он.

Теперь Нелли приметила, что зеркала расположены напротив сидящего так, что на того глядят разом как бы три собственных лика.

— Кто смотрит на тебя? — спросил Нифонт. Казалось, негромкий голос его занимает все помещение, боле под сводами не раздается ни единого звука. Ни единого звука не доносилось и снаружи, словно Нелли оглохла на все, кроме голоса Нифонта.

— Танатов, — напряженно ответил допрашиваемый.

— Как его имя? — настаивал Нифонт. — Настоящее имя, под коим он крещен?

— Только Танатов. У меня нету имени, я не крещен.

Бесшумною кошачьей походкой отец Модест подошел к Нифонту, вставши с ним рядом, что-то шепнул на ухо.

— Кто ж были твои родители, что так могло получиться? — продолжал Нифонт.

— Посвященные в Ничто. Запись в приходской книге трудности не составила, — Танатов хихикнул. — Старый пьяница поп уж одной ногой стоял в могиле, отчего б ему не испить тухлой водки на радостях перед крестинами? Нового попа прислали через месяца три. С чего б он стал разглядывать, чьею рукой запечатлено крещение господского ребенка? Хоть ему пальцем тычь, не посмел бы вглядываться! Духовенство на Руси забитое, темное, нето в тех странах, где в попы идет меньший сын сеньора, так что Церковь властвует по крови!

Лицо отца Модеста потемнело — заметно было даже в полумраке. Нелли поняла, что ему не по душе правда. А вить Танатов не лжет — хоть родители и не обзывали духовенство «жеребячьим сословием», в отличье от соседа Гоморова, однако ж почитали себя куда образованнее всяких там священников. Теперь Нелли понимала, что появление отца Модеста потому и заставило их оробеть, что новый «батюшка» уж какие угодно мог вызвать чувства, кроме привычного снисхождения.