Все верно, и ничего другого ждать не приходилось, однако ж отчего душу раздирает такая обида?
Слезы все текли и текли.
Была нужна Неллина, как ее бишь, дактиломантия, был Венедиктов живой да пакостил на свободе, Нелли нужна была отцу Модесту. Дело сделано, так и с плеч долой. Теперь ему станут помогать вовсе другие люди, еще незнакомые. Обидно, как же невыносимо обидно!
— Ворочалась бы ты в избу, комарье-то лютует, — Параша подошла вовсе неслышно.
— Ну и пускай! — Нелли, только сейчас заметившая, что выскочила без перчаток, хлопнула по руке. Размазалось темное пятнышко.
— Думаешь, тебе одной кисло? — В голосе Параши прозвучала степенная деревенская строгость. — У всех тяжесть на душу легла, и у него тож. Брось дурью-то маяться, идем в избу.
— Позже, — ответила Нелли, всхлипнув.
Параша поняла ее без слов. Некоторое время девочки молчали — Нелли качаясь на неудобном плетне, гнувшемся под ее тяжестью, Параша — прислонясь к столбу. Наконец слезы пересохли.
В комнате появилась между тем и Катя, нахохлившаяся и сердитая. Филипп стоял у оконца, а отец Модест, сидя за столом, мял в руке свечные натеки.
— Ты, Нелли, я чаю, нагулялась, — поднимаясь при виде девочек, произнес он. — Жалко, я хотел было тебе предложить пройтись немного по дороге перед ужином.
— Пойдемте, — ответила Нелли безразлично. Щекам было щекотно от высохших соленых дорожек.
Темнота сгустилась наконец, комариный звон стих. Вовсю орали лягушки, изобличая близость открытой воды, и белели под сапогами мягкие пыльные колеи дороги.
— Знаешь, о чем я жалею сейчас, маленькая Нелли? — заговорил наконец отец Модест. — Обет мой запрещает иметь своих детей.
Нелли шла молча, изо всех сил удерживая рыдания. Она вить царская родня, надобно уметь расставаться достойно.
— Никогда я так о том не печалился, как познакомившись с тобою. Нет, не напрасно в нас одна кровь, и как я хотел бы, чтоб ты была моей дочерью. Хотя как знать, все к лучшему, — отец Модест широко улыбнулся. — Будь у меня родная дочь, могла б она оказаться вовсе не такой, как ты. Дети редко отражают родительские чаянья. Вот оказалась бы она трусихой да жеманницей либо вышивала бы на пяльцах дни напролет!
Нелли рассмеялась весело, хоть сквозь смех ее еще лезли всхлипывания.
— Что ни делается, все к лучшему, Нелли, — повторил отец Модест без улыбки. — Только иной раз трудно сразу сие понять.
Немного прошли они молча по дороге.
— Вы как поедете, отче? — спросила вдруг Нелли.
— Мне теперь не по тракту, — отец Модест пожал плечами. — Протрясусь дня два на обывательских повозках, а на первом же торге по пути куплю коня. Досадно, что лошадь моя пала тогда, ойрот говорил, наелась дурной травы.