— Все умрем!

Эти выкрики звучали уже не хором, вразнобой: каждый говорил и решал за себя.

— Все как есть умрем, Ваше Величество!

— Умрем за вас!

— Добро! — Николай коротко кивнул. Обернулся к офицерам. — Я знаю вас. Знаю и не спрашиваю ни о чем. Но мы все же постараемся нынче не умереть, а победить. Удвоить наружные посты! Приказывайте батальону строиться.

Вновь забил барабан.

Никто и не приметил, как явился Милорадович. Между тем было, на что поглядеть — с того начиная, что вошел он пешим. Он не шел даже, а почти бежал, шпага его отлетала далеко и билась о левую ногу. Мундир графа был расстегнут, галстук скомкан и конец его свободно болтался на груди. Граф тяжело, с присвистом, дышал.

Дальше случилось и вовсе невозможное. Подбежав со спины к Императору, наблюдавшему построение солдат, Милорадович с силою вцепился в его локоть, разворачивая к себе лицом.

Вспыхнув было румянцем на нарушение этикета, Николай Павлович оборотился к губернатору. И тут же об этикете забыл.

Лицо Милорадовича было страшно. В подобных случаях говорят обыкновенно, что человек словно постарел на несколько лет. Но Милорадович не постарел — он продолжал стареть на глазах. Казалось, небывшие прежде морщины проступают на его челе, словно оставляет свои борозды незримый плуг. Казалось, под глазами набухают мешки и опадают щеки, казалось волоса, кои граф из франтовства подкрашивал, седеют прямо под каштановою краской.

— Дело худо, Государь, — заплетающимся языком проговорил он. — Мятежники выступили к Сенату.

Несколько времени молча смотрели оба в глаза друг другу. Всю бездну отчаянья человека, прозревшего слишком поздно, увидел молодой Император в глазах боевого генерала. Не было нужды ни о чем говорить — все казалось слишком ясным. Гвардейское обыкновение влиять на судьбы трона обернулось тем зазором, куда просочилась революция.

Меж тем рука Милорадовича разжалась, выпустив локоть Императора, тяжело упала, словно налитая свинцом.

— Я знаю, — спокойно сказал наконец Николай. — Я готовлюсь вести в бой тех, кто мне еще верен.

— Повремените немного. Повремените немного, Государь. — Милорадович стиснул зубы. Лицо его заходило ходуном, отражая какую-то страшную внутреннюю борьбу. Еще мгновение — и чудовищное старение остановилось. Больше того — генерал словно приказал себе молодеть вновь. Спина его распрямилась, молодецки расправились плечи. — Я выведу медных лбов… Простите, Ваше Величество, я возглавлю Конную гвардию! А главное — я сам поговорю с бунтовщиками. Не с этими мальчишками обер-офицерами, нет! Я буду говорить с солдатами. Солдаты знают меня. Они послушают.