На Трафальгарской площади горели костры. Карету пронизали красные сполохи, когда они проезжали мимо Колонны Нельсона. Полиция постоянно заливала костры, но повстанцы разжигали их вновь и вновь. Тайком притаскивали куски дерева. В качестве пищи для костров использовали даже тряпье. «Новорожденные» суеверно боялись огня и предпочитали держаться от него подальше.

Борегар с интересом глянул на пламя, бушующее вокруг каменных львов. Изначально служившее напоминанием о жертвах Кровавого воскресенья, теперь оно получило новое значение. Из Индии приходили известия об очередном мятеже, где многие «теплые» части британских войск и чиновники встали на сторону местного населения. Сэра Фрэнсиса Варни, непопулярного вампирского вице-короля, толпа вытащила из Красного Форта в Дели и бросила в такой костер, что от кровососа остались лишь зола и кости. Колонию охватило открытое восстание. Волнения наблюдались и в Африке и Юго-Восточной Азии.

У костров дралась толпа, один из карпатских гвардейцев принца-консорта отбрасывал молодежь «теплых», пока пожарная бригада с некоторой неохотой волочила шланги. В воздухе реяли плакаты и звенели лозунги.

«Джек по-прежнему потрошит», — гласила надпись на стене.

Письма все еще приходили: нацарапанные красными чернилами каракули, подписанные «Джек-Потрошитель». Теперь они призывали «теплых» объединиться против вампирских угнетателей. Где бы ни убивали «новорожденного», «Джек-Потрошитель» брал на себя вину за это. Борегар ничего не говорил, но Женевьева подозревала, что письма отправлялись из клуба «Диоген». Она видела, как в стенах тайного правительства разыгрывалась опасная игра, различные фракции плели друг против друга заговоры, желая в конечном итоге устранить принца-консорта. Доктор Сьюард, возможно, и был безумен, но его работа не пропала даром. Даже если монстр станет героем, новым Гаем Фоксом, цель оправдывала средства.

Женевьева была вампиром, но не принадлежала к кровной линии Влада Цепеша. В результате, как и прежде, Дьёдонне осталась на обочине истории. Она не была реально заинтересована в победе ни одной из сторон. Поначалу возможность более не прикидываться «теплой» показалась глотком свободы, но правление принца-консорта осложнило положение большинства немертвых. На каждого знатного вампира с гаремом согласных на все рабынь крови в особняке приходилось по два десятка столь же жалких, что и прежде, Мэри Келли, Лили или Кэти Эддоус, и вампирские особенности для них становились болезненными зависимостями и трудностями, а не способностями и возможностями.