Светлый фон

Экипаж, вырвавшись наконец на простор, покатил по Пэлл-Мэлл в сторону Букингемского дворца. Лидеры бунтовщиков свисали, закованные в цепи, с клеток в форме распятий, стоявших по краям дороги, и некоторые из этих людей все еще были живы. На протяжении последних трех ночей в Сент-Джеймс — парке бушевало открытое сражение между «теплыми» и мертвыми.

— Взгляни, — печально сказал Борегар, — это голова Ван Хелсинга.

Женевьева вытянула шею и увидела жалкий комок на конце пики. Некоторые говорили, что Абрахам Ван Хелсинг все еще жив, находится в рабстве у принца-консорта и занимает высокое положение, собственными глазами видя власть Дракулы над Лондоном. Это была ложь; от доктора остался лишь череп со свисающими лохмотьями, обсиженный мухами.

Они прибыли к дворцу. Два карпатца в полночно-черных мундирах с малиновыми полосами раздвинули огромные металлические ворота, словно те были шелковым занавесом.

Снаружи дворец освещался. Над ним реял государственный флаг Великобритании и штандарт с гербом Дракулы.

Лицо Борегара казалось совершенно бесстрастным.

Карета остановилась у входа, и лакей отворил двери. Женевьева первой ступила на подножку, за ней последовал Чарльз.

Она выбрала простое платье, не имея ничего лучшего и помня о том, что пышные наряды никогда ей не шли. Ее спутник надел обычный вечерний костюм. Он вручил шляпу и трость слуге, принявшему также плащ Женевьевы, и отдал револьвер. Серебряные пули при дворе не одобряли. Работа с этим драгоценным металлом каралась смертью.

Двери распахнулись, и странное создание — в пестром камзоле, сделанном на заказ и лишь подчеркивающем огромные и гротескные уродства, преувеличивающем размер выступающих из торса наростов в форме буханок хлеба, с огромной головой, похожей на шишковатую репу, на которой черты человеческого лица едва различались, — впустило их внутрь. Женевьеву захлестнула жалость к мужчине, так как она ощутила, что это был смертный человек, а не результат потерпевшей катастрофу попытки изменить форму.

Борегар кивнул слуге и сказал:

— Добрый вечер. Меррик, не так ли?

Где-то глубоко в одутловатых рытвинах чудовищного лица появилась улыбка, и слуга поздоровался, пусть его слова и прозвучали неразборчиво из-за наростов плоти вокруг рта.

— Как чувствует себя королева сегодня вечером?

Меррик промолчал, но Женевьеве показалось, что она увидела какое-то выражение в нечитаемой карте его черт, грусть в единственном открытом глазе и горькую усмешку на губах.

Борегар протянул Меррику визитную карточку и передал слова любезности от клуба «Диоген». Что-то заговорщицкое сквозило в разговоре между прекрасно ухоженным джентльменом-авантюристом и отвратительным уродливым слугой.