Барс с Белым повязали их на шею, чтобы, в случае чего, скрыть лица. Раньше времени же привлекать внимание не хотелось.

А затем они двинулись вперёд. Вот уже Геллерштрассе 16, окна по сторонам от двери плотно закрыты бордовыми шторами. На улице тихо, никого нет. Это как раз на руку.

Хэлена встала так, чтобы из окна её нельзя было увидеть, и поставила свой мешок на землю, А Барс с Белым прикрыли её от любопытных взглядов редких прохожих своими спинами. Благо улица была не самая оживлённая. Один раз маленький мальчишка в дырявых штанах попытался разглядеть, что там делает странная девушка, но Барс отогнал его прочь, и ребёнок быстро скрылся из виду.

Хэлена извлекла из мешка крепко закупоренную глиняную бутыль, почерневшую серебряную чашечку и кропило, точно такое, какое используют в церкви для кропления святой водой. Быстро налив зелья в чашку, она сунула в неё кропило и принялась обрызгивать окна готфридова дома, тихо бормоча заклинание. Капли зеленоватой жидкости неровно ложились на стекло, стены и дверь. Наконец ведьма глянула на свою работу, вылила остатки зелья обратно в бутыль и спрятала её в мешок.

— Ну что? — спросил Барс.

— Уже всё, — ответила она. — Теперь просто будьте рядом, но смотрите, чтобы она вас не увидела.

Сейчас они повеселятся, думала Хэлена. Будут стоять и тихо давиться от смеха. Ну ничего, главное, чтобы она открыла.

Хэлена набросила на голову капюшон и подняла палку, которую принесла с собой. Она была одета в лохмотья, в старую рваную ткань, как настоящая ведьма из страшного сна приходского священника. Потом она подошла к двери и постучала.

Эрику, которая сидела дома и развлекалась шитьём, этот стук насторожил. Она аккуратно отложила рукоделие. Кто же это? Нищие и калеки, которые ходят по домам и просят милостыню? Или ушлые менестрели, назойливо пытающиеся скрасить одиночество хозяйки своими песнями и не только ими? А что, если?…

Она тихо подошла к окну и заглянула за занавеску. На улице, опершись на клюку, глубоко дыша и прислонившись морщинистым, обвисшим лицом к самому стеклу, стояла старуха. Едва она увидела Эрику, как тотчас же начала хрипеть:

— Доченька, доченька, помоги мне!

Её голос затихал, срываясь на шёпот, она задыхалась, смутно знакомые Эрике серые глаза стекленели, как у умирающей.

— Доченька, пожалуйста, помоги!..

Эрика бросилась к двери. Дёрнула за ручку, потом опомнилась, взяла ключ с каминной полки, вставила его в замочную скважину, и… застыла. Что-то показалось ей странным.

Старуха продолжала хрипеть там, за окном, царапая стекло грязными когтями. Такая жалкая и страшная. Эрика снова выглянула наружу и поняла, что её так смутило. На другой стороне улицы, подпрыгивая и приплясывая, маленький мальчик в рваных штанах играл с дохлой крысой. Вот только лицо у мальчика было старое, покрытое морщинами и старческими пятнами.