* * *

Сегодня на главной площади города толпился народ. Его было не так много, как обычно бывает на казнях, но к толпе, окружившей повозку монаха, постепенно подходили новые и новые люди. Монах ёжился от холода осеннего утра, прятал руки в широкие рукава рясы. На свою плешивую голову он накинул капюшон, но то и дело сбрасывал его, чтобы обернуться назад и крикнуть:

— Ну-ну, не все сразу, проявите уважение!..

Люди подходили и уходили, иные приводили друзей или знакомых. Всем было интересно посмотреть, даже тем, у кого никто не терялся.

Тут и там слышались слова:

— Слава Господу, не наш.

— Похож на Марка, — говорил кто-то.

— Кто же его так?

— А где нашли?

— В лесу, за городом, — отвечал монах нетерпеливо. — Ну, не толпитесь, пропустите других!

Монах восседал на козлах тележки, запряжённой мулом. Её рассохшиеся от времени, потрескавшиеся колёса были покрыты налипшей грязью и мокрыми жёлтыми листьями. На тележке лежало накрытое серым льняным покрывалом тело. Люди подходили к нему, приподнимали покров, глядели, а потом, не узнав в погибшем никого из своих пропавших друзей или родственников, уходили.

Мёртвый был бледен, а на горле красовалась глубокая рана, вся покрытая почерневшей запёкшейся кровью.

— Ваше преосвященство, — прорезал гул толпы тонкий детский голосок. — Ваше преосвященство!

Монах повернул голову, стараясь разглядеть, кто же это обращается к нему как к епископу? Прямо в лицо ему ткнулась детская рука, сжимающая несколько серебряных монет. Мальчику было лет восемь, у него были ярко-голубые глаза и светлые волосы.

— Его зовут Вольфганг Эбенхольц, — сказал он и потряс монетами в кулачке. — А вот деньги на его похороны.

— Это твой родственник? — поинтересовался монах, принимая плату.

— Нет, — мальчик помотал головой. — Какие-то герры сказали мне его имя и дали деньги.

— Молодец, — монах погладил мальчика по голове, тем временем пытаясь разглядеть в толпе тех, кто опознал тело, однако никого не обнаружил. — Благословен будь.

Он перекрестил мальчика, и тот спросил, неуверенно дёргая за серое покрывало:

— А можно посмотреть?