У Китти осталось меньше карт, чем у её визави, но теперь ходила не она, и расклад был не в её пользу: она с трудом отбивала и вынуждена была использовать козырные против всей той мелочи, которую в обилии подкидывал её противник. Если в очередной раз у неё всё-таки не получится отбить, поняла Лаванда, вся эта гора карт в центре круга перейдёт к ней. А уж от такой груды не избавится никто во всю жизнь.

Вот она отбилась Звездой, что мерцала голубоватым маяком на тёмном небосклоне. Внизу стоял и смотрел наверх видный только со спины чёрный силуэт.

Визави Китти с некоторым любопытством посмотрел на карту.

— Думал, прибережёшь её до последнего, — проговорил он.

— Ваш ход, — Китти сидела с тем же бесстрастным выражением лица, с каким она вошла сюда. На руках у неё оставалась одна карта.

— Ну что же…

Он неторопливо и методично перебрал карты в веере, как бы прикидывал, которая из них утопит вернее. Наконец выбрал и изобразил улыбку.

Карта, которая легла теперь в центр, была страшной. На ней не было воплощённого зла с рогами и копытами, которое можно сделать глупым или смешным и похихикать над ним, не было и таинственной ночной темноты, любимицы поэтов, — только серый мрак охватывал дорогу, по которой в пыли и грязи брели тусклые согбенные фигуры, им теперь некуда было больше идти. Тоскливой вереницей они спускались под уклон и тихо, безлико там исчезали.

— Ваш ход, — тактичным тоном передразнил противник Китти, зная, что она не отобьёт.

У меня ведь тоже есть карта, — вспомнила Лаванда. Карта с Солнцем — жарким и огромным, ярче любой из звёзд, такое уж точно разгонит любую темноту и воссияет, одно на всех. Лаванда хотела было податься к Китти и помочь ей, но что-то остановило, едва различимое, но, похоже, сильнее её самой.

Китти молча и пристально разглядывала кипу в центре. Потом посмотрела на визави, снова на кипу и бросила поверх свою последнюю карту.

Посреди белого безмолвия ещё не развеялись остатки смертного пиршества, но не было больше ни движения, и десять человек с ружьями притихшей кучкой стояли поодаль. У горизонта тонкой полоской зарождалось утро, новое и победное, в небе же танцевали яркие, как никогда прежде, созвездия.

Жертва была принесена.

Китти встала и теперь только чуть улыбнулась, мимолётно и насмешливо:

— Ну, теперь-то уж точно всё.

Она развернулась и пошла прочь. Из зала прямым путём протянулась галерея, где уже рушились стены и своды, и глыбы падали сверху, разбиваясь о мрамор на полу. Куда же она идёт — туда, где ничего не держится больше, и мир, хотя ещё существующий по прихоти случая, должен распасться на кусочки в ближайшем мгновении?