Танцуй.

Пока ещё не всё.

Он отнял палец от кнопки. Сидел некоторое время в темноте. Ну, ещё третий раз, последний.

Всплеск. Алое зарево. Мы дождёмся — да, всё-таки дождёмся — зари. Вот завтра, когда мы будем дома…

Пламя вильнуло и исчезло.

Феликс нажал один раз, другой. Лихорадочно вдавил кнопку несколько раз. Ничего, бесполезно. Пламя больше не появлялось.

То есть, та самая зажигалка, которую он всюду носил с собой, начиная со второго курса, которую бережно наполнял заново каждый раз, как заканчивалось горючее, которую, если уж на то пошло, он считал своим символом и талисманом…

То есть, именно теперь она окончательно погасла? Как это, чёрт возьми, знаково.

Тьма подступала вокруг, начала сгущаться, наваливаться…

Я не хочу вот так, подумал он вдруг яростно, отчаянно, как давно ни о чём не думал. Пусть смерть, забвение, но я не хочу вот так: в темноте, в грузовом вагоне, среди этих бочек, где и обнаружат, может быть, только через неделю. За стенками, он слышал иногда, ходили и переговаривались люди. Можно к ним, туда, можно открыть дверь, просто поскрестись в неё погромче, услышат сами. Пусть лучше так, лучше они, чем здесь, пусть лучше…

Лежи, тварь, сказал он сам себе следом. Лежи и не шевелись. Не для того она тебя прикрывала.

Сволочь ты, Китти. Зачем надо было так делать.

96

96

За окном мирно растекалась чёрная гладь, только дальние огни вышек падали в неё и мерцали в отражении. Перестук дождя доходил чуть слышно, здесь же, в комнате, было светло и тихо. Приглушённо бормотал в углу телевизор. Последние новости с городского пруда: поскольку пищи в естественных условиях не хватает на всех, специально организованные машины круглосуточно курсируют от складов к пруду, чтобы обеспечить птиц необходимым кормом в достатке. (Кто-то там у них сочиняет неплохой сюр, машинально отметил Гречаев. Надо бы познакомиться при случае, пригодится). Из любых новостей он привык вычленять полезное, за что можно зацепиться и что использовать потом в поддержку или против, и теперь это происходило самой собой, помимо его воли.

Громко стукнуло. Он резко обернулся, но нет, за окном — никого.

Птица. Или вообще показалось.

— Папа, папа! Можно мы в войнушку?

На пороге стояли его одиннадцатилетняя дочь и сын помладше её, оба взбудораженные, с горящими глазами.

— Можно, только тихонько, — улыбнулся он. — Мама уже спать легла.