Вот так вот — непонятно, где, непонятно, как, у какого-то полустанка…

Ладно, сама виновата, сердито оборвал Гречаев. Знала, на что шла и куда полезла. Вот и получилось, как она добивалась. Стоит того, чтоб забивать себе этим голову, когда есть много куда более важных и ответственных дел?

— Миша? — в дверях комнаты стояла Ольга. С тревогой и непониманием она всматривалась в его лицо. — Что-то случилось?

— Ничего, всё хорошо, — он старательно изобразил улыбку. — Иди спи.

Она снова вышла. Машинально, думая о чём-то глупом и нелепом, Гречаев несколько раз провернул обручальное кольцо вокруг пальца, будто простенький бытовой амулет мог оградить от призраков. (Позаимствовал же он цифру из выгравированной внутри даты, что именовать себя в Ленте).

Всё Шелетов. Доложи нормально он, а не случайные люди, что всё сделано как надо, что не возникло ничего нештатного, что труп мёртв и погребён должным образом — может, и не одолевали бы теперь эти мысли. Тем более, он сам всегда говорил, что не нужно стесняться уничтожения опасных элементов.

На практике это почему-то оказалось сложнее, чем просто считать так.

Ничто не мешало теперь протянуть руку и остановить колесо — кроме маленького, неусыпного, копошащегося в ночи… С ней был мел, с ней было солнце в стёклах витражей, и вестник, чьи перья сплелись в её браслете, уже залетал погостить, но будто что-то она упустила и не могла снова найти. Далёкий полузабытый мотив, колокольчики — чики-чики — они вернулись, окликивали грустно, почти неслышно, и никак не давали заснуть.

Китти, как бы к ней не относиться, могла бы что-то рассказать ей, но разве кто-то расскажет ещё? Где взять теперь навязчивый перезвон, и почему это так важно?

Не смыкая глаз, Лаванда глядела в потёмки всю ночь напролёт.

97

97

В Ринордийск въехали на рассвете — Феликс даже не заметил, как, в какой момент это произошло. Только вдруг вверх взметнулись высоченные башни, ослепительно-белые на солнце, в яркой синеве реяли их флаги. Пока, он смотрел, задрав голову, поражённый этим зрелищем, за спиной раздался знакомый голос.

— Эй, Феликс, — кто-то хлопнул его по плечу. — И ты здесь?

Он повернулся.

— Петер!

Роткрафтов, живой и настоящий, стоял перед ним и смеялся. Феликс даже не удержался и обнял его (не тот момент, чтоб думать о приличиях).

— Но как ты… — пробормотал он. — Тут… Почему вообще так?

— Ну а что? — простодушно удивился Роткрафтов. — Мы тут все. Это же Вечный Ринордийск.