Светлый фон

Потому и не спрашивает, что так же, как и ведьма, уже знает правду. Ох, не нужно было оставлять девочку в Горяевском. Ведь чуяло сердце недоброе. И сердце чуяло, и глаза видели. Рыжая она. И Настена, и Оксана… Все три – что огонь, золото и мед.

Потому и не спрашивает, что так же, как и ведьма, уже знает правду. Ох, не нужно было оставлять девочку в Горяевском. Ведь чуяло сердце недоброе. И сердце чуяло, и глаза видели. Рыжая она. И Настена, и Оксана… Все три – что огонь, золото и мед.

– В рыжих женщинах особая сила. – Старуха поправила свой черный плат. – Не все ведьмы, как Златка, но сила есть. Он их так и выбирает – по силе. Ему обычная баба без надобности, ему вот такие нужны.

– В рыжих женщинах особая сила. – Старуха поправила свой черный плат. – Не все ведьмы, как Златка, но сила есть. Он их так и выбирает – по силе. Ему обычная баба без надобности, ему вот такие нужны.

– Зачем? – только и хватило сил спросить.

– Зачем? – только и хватило сил спросить.

– Затем, что всякая тварь на этой земле стремится оставить после себя след. Даже такая, как он. Вот только девочки его не интересуют, он сына хочет, наследника. Помнишь, как Игнатка сына хотел?

– Затем, что всякая тварь на этой земле стремится оставить после себя след. Даже такая, как он. Вот только девочки его не интересуют, он сына хочет, наследника. Помнишь, как Игнатка сына хотел?

Игнат хотел, да только Вран его отговорил. А сам, выходит, не просто забавляется, план у него. И Злата стала частью этого плана.

Игнат хотел, да только Вран его отговорил. А сам, выходит, не просто забавляется, план у него. И Злата стала частью этого плана.

– Она знает?

– Она знает?

– Что беременная? – усмехнулась старуха. – Не смеши меня, пограничник. Такое любая баба про себя поймет. А ей это дитя с каждым днем носить все тяжелее и тяжелее. Тянет оно из нее и силы, и жилы. Это с виду она тощая, что кошка, а дите свое все равно берет, до срока она не доходит, попомни мои слова.

– Что беременная? – усмехнулась старуха. – Не смеши меня, пограничник. Такое любая баба про себя поймет. А ей это дитя с каждым днем носить все тяжелее и тяжелее. Тянет оно из нее и силы, и жилы. Это с виду она тощая, что кошка, а дите свое все равно берет, до срока она не доходит, попомни мои слова.

– Я не про то, старая! – Степан вдруг разозлился, хоть и понятно, что злость эта от беспомощности. И старуха поняла, оттого и не обиделась. – Кого она отцом считает? Дмитрия? Я же видел, что у них налаживаться что-то стало, а теперь вот… разладилось. Думал, что просто поссорились.