—Да. Я стрелял в Козлова и Виконта. Пули пролетали, словно сквозь пустое место. Обе мы нашли при осмотре квартиры,— ответил капитан, боясь, что его поднимут на смех. Но майор просто посмотрел на него своими красивыми глазами, в которых читалась бесконечная усталость, и, раздавив потухший окурок в пепельнице, проворчал:
—Подумаешь— новость. У нас вон трупы по городу бродят, и ничего.
—Многие думают, что это фокусники,— продолжал Просвиркин.— Следователи никаким этим чудесам не находят сколько-нибудь логических объяснений.
—Да, кстати,— ожившим голосом заговорил Сидоренко,— вы сказали,— Свинцов представился ангелом. Так?
—Да,— сказал Просвиркин, стряхивая пепел с сигареты.— Я, если честно говорить, начинаю верить во сверхъестественность происходящего. В него стреляли из автомата,— многозначительно добавил он.— Я с ума сойду!
—Ну-ну, не один вы. Я вам всем верю. Верю. Многое здесь не только не понятно, но и попахивает элементами чертовщины. А что вы получили на всех?
Достав из папки другой листок, капитан сказал:
—Практически ничего. Пусто. Они как будто появились из воздуха. Никого с их описаниями мы не нашли. Их просто не существует. Только вот еще что. На квартире Гребенцова Ивана Анатольевича обнаружена была рукопись на латинском языке. Дату нашим экспертам удалось установить. Это сороковой год до нашей эры. Сочинение Марка Туллия Цицерона.
Сидоренко даже присвистнул.
—Дальше,— сказал он.
—Примерный перевод таков: «Разверзлось Небо и пришел Он. Он был Первым, потом пришли другие. Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой,— все они боролись против слуг Люцифера. И я, Цицерон, встал на их сторону, дабы вести войну с пороком. Я получил бессмертие в обмен на свободу. Я получил черный плащ и кинжал в обмен на свое имя. Я стал всем и ничем единовременно. Но я лишился имени, я должен умереть, чтобы жить вечно. Уже всё расписано, через три года я буду мертв».
—Путано как-то. Смахивает на считалку. И как это все объяснить?
—Установлено, что это не подделка. А также удалось установить, что Гребенцов— это не настоящая его фамилия, как и все другое. На самом деле его звали Капустин Леонид Матвеевич. После оказалось, что и это— ложь. Мы установили, что Гребенцов жил под сотнями разных фамилий и проследили его до тысяча девятьсот четвертого года. Один из историков предположил, что, если бы он верил в бога и во всякие там чудеса, то мог бы поверить, что это все один человек.— Капитан плеснул из стоящего рядом графина воды в стакан и отпил.
—А этот манускрипт,— сказал Сидоренко,— говорит о бессмертии Цицерона. Можно подумать, что он прожил больше двух тысяч лет и стал Гребенцовым.