Алка вздернула голову.
— Миша, — спокойно спросила она, — так ты все-таки совсем с ума сошел?
Шендерович пожал плечами.
— Ты уж прости. Это временная мера — мне на джиннов идти, а Масрур и так еле дышит. А если ты вновь осуккубишься — как мне тогда без военачальника? Вот увидишь, разгоним джиннов, вернемся, я тебя выпущу, будешь делать что хочешь! В пределах разумного, конечно! Да шевелитесь же, дети дочерей виноградника! Пока она в себе, она вам ничего не сделает.
Стражники опасливо зашли с боков и подхватили Алку под мышки.
— Миша! — торопливо проговорил Гиви, — ты делаешь глупость. Зачем ты с ней так!
— Ничего личного, — Шендерович вздохнул, — политическая необходимость. — Он хлопнул Гиви могучей рукой по плечу. — Да это ж ненадолго. Ну, посидит, позлится, кто ж ее обидит?
Алка медленно плыла к женским помещениям, оглядываясь через плечо и меряя Шендеровича уничтожающим взглядом.
— Я, конечно, постараюсь позабыть этот твой странный поступок, — любезно улыбаясь, сообщила она, — но не уверена, что смогу это сделать.
— Да ладно, — отмахнулся Шендерович.
— Миша? — укорил Гиви, — ну зачем ты так? Нехорошо. Может, давай, ее в мой гарем определим? Я за ней присмотрю! А, Миша?
— Потом, друг Гиви, — отмахнулся Шендерович, — потом разберемся.
Алка вновь обернулась и, окинув взглядом на сей раз Гиви, презрительно и громко расхохоталась.
— Так значит, у
Гиви стоял, втянув голову в плечи, ощущая, как краска стыда заливает лицо. Наконец, он поднял глаза, чтобы столкнуться с сочувственным взглядом Дубана.
— Чтобы расколдовать суккуба, — негромко сказал звездочет, — надо сего суккуба любить искренне и всем сердцем. А он не может не ответить на твою любовь просто по своей суккубьей природе. Но, будучи расколдован, он уже не является суккубом, а, следовательно, способен любить, ненавидеть и презирать по воле своей… Вот такая печальная история, о, мой друг везирь.
— Да, — согласился Гиви, — очень печальная история.