— Ко мне это не относится, — сухо сказал Гиви, — ибо я везирь его, опора трона, а государственные заботы превыше даже покоя царской особы. Пойди, доложи ему, о, нерадивый, что приказы и распоряжения уже третий день ждут подписи его высокой руки, и, что ежели он не вспомнит о своих прямых обязанностях, в судах засядут нечестивые, а в советах — неправедные… И вообще, передай ему, что его друг Гиви топчется тут у порога, словно какой-нибудь жалкий проситель, или кто там еще…

— Слушаю и повинуюсь, о, мой господин, — неуверенно проговорил стражник.

Он сделал знак своему напарнику и исчез за занавеской. Гиви слышал долетающие оттуда неразборчивые голоса, женский смех и нестройное треньканье струн.

Ну есть же личные покои, в конце концов, в тоске думал Гиви, и зачем это он в тронном зале засел? Люди же обижаются!

Он поежился. И это они называют красивой жизнью? Внутри все слиплось от шербета и рахат-лукума, халат провонял ароматными куреньями, а щедрые ласки гаремных красавиц отозвались дрожью в коленках и вялотекущей депрессией. И как только у Миши здоровья хватает?

Стражник вернулся и сдержанно кивнул, вновь неподвижно вытянувшись у наружной стены — Гиви принял этот жест за разрешение войти.

Тронный зал был освещен все теми же благовонными светильниками — их липкий тяжелый запах пропитал все вокруг. Престол пустовал — Шендерович сидел на подушках, горой наваленных у подножия. Там, где раньше восседали почтенные седобородые старцы, теперь толпились пышнобедрые луноликие гурии, точно стая ос, вьющиеся вокруг повелителя — одна из них наигрывала на лютне, другая умудрялась изображать танец живота, присев на подушки, а третья по виноградине скармливала Шендеровичу увесистую гроздь. Сам Шендерович был в атласном халате, шелковых шальварах и венке из привядших роз, каковой съехал на макушку.

— А! — сказал он неразборчиво, обливаясь виноградным соком и сделал широкий жест рукой, — проходи, о, мой друг и соратник!

Гиви прошел вперед, чувствуя себя очень маленьким. Он боролся с желанием втянуть голову в плечи и окончательно исчезнуть с глаз присутствующих.

— Да? — благожелательно кивнул Шендерович.

— Миша… поговорить надо бы…

— Отчего ж не поговорить, — великодушно разрешил Шендерович, — да ты садись. Угощайся!

— Спасибо, Миша, я не хочу!

— Что значит — не хочу? Кушай, кушай! Твой царь угощает!

Гиви покорно отщипнул от виноградной грозди.

— Наедине, Миша!

— Так мы ж одни, — удивился Шендерович.

— Ты бы девушек отослал…

— Этих? Ну ладно!

Шендерович сделал рассеянный жест рукой, словно отмахивался от мух.