«Я нашел способ, — сказал он, — вот снадобье, каковое потребно принять Джафару».

«Не яд ли это?» — спросил царь (а он был царь весьма просвещенный и предпочитал не казнить правоверных без суда и следствия без особой на то нужды).

«Не яд, — сказал лекарь, — а в доказательство тому я дам его не только Джафару, но и твоему сыну и Ясмине — и все в один день и час».

«Если это последнее средство, то делай, что делаешь, — сказал царь, — однако же, учти, если сын мой погибнет в муках, а этому проклятому Джафару ничего не будет, ты и сам лишишься головы»

«Это последнее средство, — ответствовал лекарь, — однако ж, действие его сложное и прихотливое, и я готов сам его выпить первым, чтобы ты убедился, что оно безопасно».

И вот царь устроил как бы пир в честь Джафара, который, услышав про то, возрадовался, ибо решил, что царь намерен возвысить его еще больше, и оделся в лучшее платье и пришел, и Ясмина была при нем, однако ж, ее провели на женскую половину и усадили за завесу. Что же до царевича, то он ни про какие пиры и слушать не желал, а лежал на своем ложе, безразличный к миру. Однако же, услышав, что Ясмина будет там, он встал, оделся и пошел, поскольку надеялся, что выпадет ему случай повидать утраченную любовь свою. И он пришел на пир и сел рядом с царем, и начались танцы и музыка, и развлечения, и царевич сидел, мрачный ликом, а Джафар, напротив, сиял, как медный дирхем. Ибо, когда прослышал он, что царевич при смерти, то зародилась у него мысль, что царь приближает его к себе, чтобы сделать сыном и наследником.