— Все так страшно? — спросила она.

— И да, и нет, — отозвался Пи-Джей. — Битва в наших сердцах и война между силами космоса — это одно и то же. Сейчас наступает решающий момент. И нас привели к нему силы, которые нам неподвластны. Ты уже поняла, что тебе предстоит убить деда, правда? Никто, кроме тебя, не сможет его освободить. Для того чтобы выправить его путь, нужна любовь. Но тебе будет трудно его любить, когда ты его увидишь. Тебе надо вспомнить те добрые чувства, что ты питала к нему тогда — в детстве.

— А ты, Пи-Джей? — спросила она. — Когда все закончится, ты тоже освободишься?

— Да... когда все закончится, я больше не буду магом, хранящим мир. Я стану простым индейцем, представителем коренного населения Америки, как это теперь называется, самым обыкновенным художником, который продает свои работы туристам на ярмарках. И я больше не буду бояться, что проснусь в женском теле.

— Покажи мне еще...

И Пи-Джей показал ей звезды, и серое марево, что разделяет галактики, и страну далеко на западе, где великий бизон еще жив, и девять кругов Дантова ада; он рассказал, что все эти миры пересекутся в зеркальном мире, за которым стоит нарожденная тень, темное "я" Тимми Валентайна.

А потом они поцеловались, и Хит почувствовала, как зыбкое тело Пи-Джея вновь обретает плотность. Как исчезают его — ее — груди, и из дымки текучей женственности возникает напрягшийся пенис. И когда Хит открыла глаза, они снова сидели в хижине, наполненной жарким паром, и творимая ими магия была магией земли и небес, дождя и молний.

* * *

• ангел •

Мальчик в зеркале протянул руку и вручил Эйнджелу нож. Кинжал. Эйнджел взвесил его на руке. Судя по виду — старый. На лезвии — корка засохшей крови. Рукоять изукрашена изумрудами, аметистами и рубинами. Этим кинжалом уже убивали. Раньше.

Мальчик в зеркале не отпускал руку Эйнджела. Ему было приятно касаться этого живого тепла.

Тимми сказал:

— Эйнджел. Чего ты хочешь больше всего на свете?

— Наверное, чтобы мне никогда больше не было больно.

— А как ты думаешь, чего мне хочется больше всего на свете?

— Наверное, — сказал Эйнджел, — чтобы тебе стало больно опять.

— И это может случиться, — сказал Тимми. — Битва уже началась. Буря уже сотрясает мир, хотя мир об этом еще не знает. И эпицентр бури — эта съемочная площадка, где искусство и жизнь подражают друг другу в таком сложном взаимодействии, что ткань вселенной рвется и распускается на отдельные нити. Да! А когда мироздание будет разорвано на куски и собрано снова, в нем останутся щели и дыры, через которые мы с тобой и проскользнем. Но за все в мире надо платить. Кровью. И ты это знаешь, правда? Ты знаешь, кого тебе надо будет убить.