– Безумец – это ты.

Френк покачал головой.

– Работая в полиции, я служу человечеству, а потому мое существование обретает глубокий смысл. Видишь ли, мы очень нужны им в их продвижении вперед.

– Нужны им?

В грохоте громового раската, в усилившемся шуме дождя Френк искал слова, которыми мог достучаться до сознания Скэгга.

– Человеческое бытие невыносимо грустно. Подумай об этом: тела хрупкие, жизнь короткая, – свечка, которую может задуть любой порыв ветра. Отношения с друзьями и родственниками – вспышки любви и доброты, короткие мгновения в великой реке времени. Однако люди редко впадают в отчаяние, редко теряют веру в себя. Их надежды практически никогда не реализуются, но они упрямо продолжают свой путь, борясь с тьмой. Их решимость выжить, несмотря на свою смертность, – веское доказательство их мужества, их благородства.

Скэгг долго молча смотрел, а потом взорвался безумным смехом.

– Они – дичь, идиот. Игрушки, в которые мы играем. Ничего больше. И что это за бред насчет ограничений, которых требует наша жизнь? Не надо бояться хаоса, не надо его отвергать. Мы должны опираться на хаос. Хаос, прекрасный хаос, основа нашей вселенной, где звезды и галактики сталкиваются волей случая, бесцельно и бессмысленно.

– Хаос несовместим с любовью, – заметил Френк. – Любовь – залог стабильности и порядка.

– Тогда кому нужна любовь? – спросил Скэгг, и последнее слово произнес особенно пренебрежительным тоном.

Френк вздохнул.

– Я не смыслю жизни без любви. И меня радуют мои отношения с людьми.

– Радуют? Сказал бы – портят.

Френк кивнул.

– Разумеется, с твоей колокольни все именно так и выглядит. Но самое печальное то, что ради любви, во имя защиты любви мне придется тебя убить.

Скэгг изумился.

– Убить меня? Это что, шутка? Ты не можешь убить меня, как я не могу убить тебя. Мы оба бессмертны, ты и я.

– Ты молод, – ответил Френк. – Молод даже по человеческим меркам, а по нашим – просто младенец. Я как минимум на триста лет старше тебя.

– И что?

– Есть способности, которые мы приобретаем только с возрастом.