Кордуэйнер резко шагнул назад, в замешательстве огляделся и рванулся к лесу с поразительной скоростью. Я пошел вслед за тучной фигурой, мелькавшей между деревьями. Он остановился, когда достиг кленовой рощи. Лицо его было размытым бледным пятном.

– Вы по-прежнему считаете, что это трюк? – спросил я.

– Мне не послышалось, он сказал: «Мы – дым из пушечного жерла»? Он говорил словно во сне.

– Думаю, да, именно это он и сказал, я помню. Кордуэйнер издал утробный звук, словно пытался очистить легкие от постороннего вещества:

– Я читал по его губам. Он что-то сказал о золотом кубке. А потом он сказал: «Мы дым из пушечного жерла».

– Вы слышали это раньше?

– О да! Да, приходилось. Я слышал это не один раз. – Голос его чуть дрожал. – В детстве…

Откуда-то из глубины леса к нам стали приближаться тяжелые шаги. Кордуэйнер обернулся с трудом, скорбный и неподвижный, будто его шея стала единой колонной с позвоночником Танцующий проблеск света, качаясь и подпрыгивая, двигался в нашем направлении.

– Люди из города, – сказал я. – Они идут, чтобы сжечь его. Лет за сто пятьдесят до этого то же самое произошло в Провиденсе.

– Говард Данстэн никогда не жил в Провиденсе.

– Один из его предков построил дом, который люди прозвали «Страшным домом». Сильвэйн Данстэн перевез его сюда по кирпичику.

Свет разделился: теперь ясно были различимы огни трех факелов, приближавшихся из-за деревьев. Кордуэйнер дернул меня в укрытие между двух кленовых стволов.

120

120

Факелы растянулись полукружьем, как огни рампы, и двигались к нам сквозь лес. Порой раздавалось шипение листьев, попадавших пламени на язык. Кордуэйнер нырнул еще дальше в лес. Он не обращал на меня никакого внимания – его уже не волновал даже сам факт моего существования.

Вел людей Карпентер Хэтч, который теперь был старше и тучнее, чем на Вэгон-роуд. Если б не факел в руке и искаженное жаждой мести лицо, он выглядел бы типичным напыщенным толстосумом-ничтожеством, каким всегда стремился стать. В трех футах позади и по бокам от него шагала пара мужчин, разделенных как взаимным отвращением, так и социальным положением. Мрачный лысеющий мужчина лет на десять старше и почти на фут выше Карпентера Хэтча был, скорее всего, Сильвестром Милтоном. Коротышка Феррети Ля Шапель суетливо поспешал рядом, стараясь не отставать.

Мы с Кордуэйнером пробирались за дубами футах в двадцати перед ними. Тяжело дыша, Кордуэйнер наблюдал, как, высоко подняв над головой факел, человек с искаженным ненавистью лицом приближался к нам – человек, который, как думал Кордуэйнер, был его отцом. Факел Мил-тона вновь поджег гроздь листьев низко нависшей ветки.