– Теперь понимаю, – сказал он до ужаса тихо, и под этой сдержанностью бесился обузданный голод. – Не удивительно, что Алгалиарепт так долго искал, чем тебя напугать. – Прижав мне руку к полу, он приблизился, наши носы терлись друг о друга. Я не могла ни дышать, ни шевельнуться. – Ты боишься желания, – прошептал он. – Скажи мне то, что я хочу знать, ведьмочка, или я тебя распотрошу, наполню собой твои жилы, сделаю своей игрушкой. Но дам тебе помнить свободу – в вечном у меня рабстве.

– Иди к чертям! – ответила я в ужасе.

Он отодвинулся заглянуть мне в лицо. Халат его съехал в сторону, и его кожа там, где меня касалась, горела жаром.

– Начну я отсюда, – сказал он, вытягивая мою кровоточащую руку так, чтобы мне было видно.

– Нет… – прохрипела я тихим испуганным голосом – страха не могла скрыть.

Попыталась подтянуть руку к себе, но Пискари держал крепко. Медленным контролируемым движением он вытянул мою руку, как я ни сопротивлялась. От сломанной руки по телу расходились волны тошноты каждый раз, когда я пыталась ею шевельнуть, толкая его слабее, чем мог бы котенок.

– Нет, Господи, нет! – заорала я, удваивая усилия, а он наклонил голову и лизнул мне локтевой сгиб, постанывая от удовольствия, медленно подводя язык туда, где текла кровь. Если его слюна попадет мне в жилы, он будет мною владеть. Вечно.

Я извивалась, билась. Теплая влажность языка сменилась холодной остротой зубов, покусывающих, но не прокусывающих.

– Скажи, – прошептал он, поднимая голову так, чтобы заглянуть мне в глаза, – и я тебя убью сразу, иначе буду убивать сто лет.

Во мне булькала тошнота, смешиваясь с чернотой безумия. Я выгнулась, брыкаясь, пальцы сломанной руки нашли его ухо, я вцепилась, метя в глаза. Я дралась как животное – инстинкты повисли туманом между мной и безумием.

Он задышал резко и отрывисто – мое сопротивление и боль вогнали его в горячку воздержания, которую я слишком часто видела у Айви.

– Да ну его к черту, – произнес он, и меня обдало его резким голосом, как горячей волной. – Я тебя выпью сейчас, а то, что мне нужно, узнаю другим способом. Пусть я мертв, но все равно я мужчина.

– Нет! – взвизгнула я, но было поздно.

Он оскалил зубы. Прижав к полу мою кровоточащую руку, он запрокинул голову, целясь в шею. Туман боли вознесся до экстаза, когда он сжал мне сломанную руку, и я заорала, а он ответил мне нетерпеливым стоном.

Меня потряс далекий звук взрыва, и пол подо мной вздрогнул. Меня дернуло судорогой, теплый восторг от сломанной руки сменился слепящей болью. Сквозь туман тошноты донеслись кричащие мужские голоса.