И раз уж он был врачом, я ему сказала прямо и откровенно, что за меня можно не беспокоиться — нерегулярно и очень немного; я приписывала это тяготам пути. Я думала его успокоить, но оказалось, что Мериона заботило совсем другое.

— Биверли слишком упряма и не хочет меня слушать, — сказал он. — Она чересчур молода и беспечна. Но вас она послушает. Такая серьезная, разумная, зрелая женщина, как вы, могла бы се немного приструнить. Для ее же пользы.

Маловероятно, чтобы такая женщина, как я, могла бы возбудить самца обезьяны, услышала я. Что ж, даже в дни своей юности я не принадлежала к женщинам, о которых поэты слагают стихи, но из слов Мериона выходило, что я уж вообще ни на что не гожусь. Часом спустя мне было от всего этого смешно, и Эдди от души повеселился, когда я ему обо всем рассказала, но в тот момент я сочла себя оскорбленной.

Больше всего меня рассердило, что он ни на секунду не усомнился, что я соглашусь. Арчер был уверен, что я немедленно брошусь спасать горилл. Мерион был уверен, что я брошусь спасать Биверли. Как возмущали меня эти мужчины — они собирались манипулировать мной, играя на моей слабости, как они ее понимали.

Мерион оказался еще хуже, чем Арчер. Как он самодоволен, как спокойно пользуется каждым удобным случаем, принимая его как должное. Еще ни одна белая женщина в мире не видела диких горилл — нам предстояло быть первыми, — а я должна была от всего этого отказаться только потому, что он меня об этом попросил.

— Я проделала весь этот путь совсем не для того, чтобы не увидеть ни одной гориллы, — сказала я как можно вежливее. — Вопрос лишь в том, буду я в них стрелять или просто смотреть.

На этом мы с ним и расстались, и, поскольку мои собственные чувства не делали мне чести, я очень захотела поскорее от них избавиться. Я разыскала Эдди и провела остаток дня, вынимая из банок экспонаты, накалывая их на булавки и прикрепляя к ним бирки с названиями.

На следующее утро Биверли объявила, что, уступая пожеланиям Мериона, она остается в лагере. Уилмет тут же заявил, что у него что-то неладно с желудком, поэтому он тоже останется. Это оказалось для нас полной неожиданностью, поскольку он был среди нас единственным настоящим охотником. Мерион заметался — в горах врач нужнее, чем в лагере, но, как я догадывалась, он предпочел бы отдать Биверли гориллам, нежели Уилмету. Он начал суетиться, носиться с какими-то никчемными мелочами, и весь день прошел в тайных переговорах — Мериона с Арчером, Арчера с Биверли, Рассела с Уилметом, Эдди с Биверли. За обедом Биверли сказала, что передумала, а Уилмет каким-то невероятным образом тотчас выздоровел. На следующее утро мы отправились в путь в полном составе, но в весьма взвинченном состоянии.