– Господь повелел не облачаться в женскую одежду! – громыхнуло с полянки. – И от завета сего – не отступлю!

– Эээ, батенька, да вы плохо знаете историю, – посочувствовала я. – Я уж маменьке своей как—то объясняла, что когда Господь такой закон устанавливал – женщины ходили в брючках, а мужчины в халатах. Так что юбку одеть вам – совсем не грех!

Филарет подумал и со стоном душевным сказал:

– Хорошо, дочь моя. Испытывает меня Господь, ой испытывает… Давай свою одежду.

Я просунула тряпки между елок, села на мотоцикл и крикнула:

– Отец!

– Что, доча? – сонно отозвался он из-за деревьев.

– Иди сюда, домой поедем.

Папенька, пошатываясь, добрался до мотоцикла, взобрался сзади меня и тут же уронил голову на мое плечо и блаженно захрапел.

– Батюшка? – позвала я.

Тот вышел с полянки, и тут же замер.

– Ну? – нетерпеливо вздохнула я, и тут мой взгляд упал на зеркальце на руле.

Диакон Филарет застывшим взглядом пялился на мою обнаженную ногу…

– Что, в ванной не насмотрелись? – нервно буркнула я, заливаясь краской до ушей.

Бо-оже… Он же меня видел в ванной!!

Гад!

– Бесовское отродье, – скорбно выругался Филарет и полез сзади папеньки на сидение мотоцикла.

И я только раскрыла рот на пятьдесят шесть сантиметров, чтобы возопить на всю ивановскую, что еще одно слово – и я завтра же пойду к его начальству. И расскажу, как он за мной в ванной подсматривал, пользуясь тем, что я думала, что в шкуре волчицы – женщина, как вдруг одумалась.

«То—то и оно, что никто не поверит», – скорбно подтвердил внутренний голос.

– Батюшка, – ровным голосом сказала я. – Будете обзываться – тут и оставлю. С Божьей помощью дорогу найдете.