– Поехали, – недовольно пропыхтел он сзади.

И мы поехали.

Папенька храпел мне в ухо, а меня, чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее беспокоил усатый гаишник.

– А что, Святоша, делать—то будем? – вопила я, стараясь перекричать ветер. – Денег больше нет на штраф!

Батюшка невнятно покряхтывал.

– Смотри, – кричала я. – Волк – это не только мерзкий характер, но и ценный мех! Вот расплачусь тобой, если возьмет!

– Я больше не волк! – обиженно донеслось сзади. – А ну, останови!

Я свернула к обочине и выжидающе посмотрела на него:

– Ну?

А батюшка уже спрыгнул с сиденья, сбегал к канаве и вытащил большой детский мяч. Синенький, с красной полосочкой по центру. Правда – проколотый, сдутый, слегка грязный…

Я с полминуты на него смотрела, после чего достала Святошин нож и от души похвалила:

– Гений ты, батя!

Филарет зарделся и воровато уставился мне на ногу.

Я ловко шмякнула ему на макушку половину мячика, вторую напялила на себя, и перекрестилась:

– Ну, батюшка, садись, да с Божьей помощью поедем – авось и в сумерках не заметит тот гаишник подмены.

– Так ить родитель ваш без каски, – прогудел диакон.

– Ты мячик еще один видишь?

– Нет.

– И я нет, – вздохнула я. – Вот и говорю – поехали, да с Божьей помощью…

По дороге батюшка что – то бубнил, похоже, что молился, да видать, плохо.