Он открыл дверцу машины, но Ян легко качнул головой.

— Садись лучше ко мне, а твою машину — вон, Калмык поведет.

— Нет, — Схимник прищурился, — это ты садись ко мне. Я привык сам водить свою машину. Садись, Ян, что ж ты? Вы устроили такой парад, должен же я тебя отблагодарить.

Не дожидаясь согласия, он сел в машину. Ян глянул на свой «пассат-универсал», сделал остальным отпускающий жест, обошел «паджеро» и сел рядом с водителем. Машина тронулась с места и поехала за «пассатом».

На середине пути Ян, до сих пор молчавший и, казалось, глубоко увлеченный процессом стирания «дворниками» дождевых капель со стекла, тяжело сказал:

— Похоже, ты крепко влип, парень.

— Да неужто? — спокойно отозвался Схимник.

— Может, мы кое-что выясним прямо сейчас? Тогда, возможно, и беседа наша с шефом сложится иначе. Помнишь, я говорил тебе о сроке годности? Разменять могут в любой момент.

— Ты часом не в продуктовом магазине карьеру начинал, Ян? — Схимник зевнул и тряхнул головой. — Знаешь, я чертовски устал. Попробуй, может тебе удастся немного помолчать.

Ян по-старчески поджал губы дужкой и отвернулся. «Паджеро» легко летел сквозь мокрую ночь, и ночь летела навстречу с готовностью нетерпеливой любовницы, неотвратимо разматываясь в утро.

* * *

Он осознал, что произошло, только когда это уже произошло, и отхлеставшая ладонь горела от крепких ударов по твердым щекам. Схимник стоял перед ним и смотрел прямо на него со странным выражением. Если раньше, когда Виктору Валентиновичу случалось выходить из себя, в глазах Схимника обычно были досада, терпение и раздумье, то сейчас в его глазах не было ничего — никаких эмоций, даже равнодушия. По затылку Баскакова мимоходом пробежал легкий холодок — глаза подчиненного почему-то вдруг живо напомнили загадочные, непроницаемые беззрачковые глаза греческих статуй. На левой щеке Схимника медленно оплывала кровью небольшая ссадина, оставленная кольцом хозяина. Ян сидел в кресле и, казалось, спал, а возле большого аквариума, рядом с которым мерно и успокаивающе гудел компрессор, на диванчике обмяк бледный и взмокший от пота Сканер, так жадно наблюдавший за перемещениями ярких рыбок в прозрачной подсвеченной воде, словно от этого зависела его жизнь. На широком подлокотнике диванчика рядом с ним лежала туба с лекарством и стояла пустая рюмка, тут же валялся тонометр. Полупустую бутылку коньяка Сканер поставил на пол.

Виктор Валентинович поспешно отвернулся, стараясь прийти в себя. Еще никогда он не позволял себе поднимать руку на подчиненных. Мордобой — удел примитивных руководителей, не обладающих более-менее достаточным словарным запасом, коммуникабельностью и элементарными знаниями психологии. Если руководитель позволяет себе срываться, с бабской истерикой колотить сотрудника, пусть и за дело, долго такому руководителю не продержаться. Организации, в которой главный самолично раздает оплеухи, никогда не подняться, она останется на уровне обычных беспредельщиков и серьезные люди работать с ней не станут, разве что так — убрать за кем-нибудь. Время уже не то и требования не те, и обычно Баскаков не замахивался на подчиненных — даже в минуты сильнейшего гнева. Обругать — мог и сильно, внимательно наблюдая за человеком и анализируя, насколько глубока вина, какова причина, совершит ли он в дальнейшем нечто подобное и не лучше ли избавиться от него немедленно.