Отметил, что Пашины рабочие вчера постарались на совесть: ни единой бутылки или банки не осталось, даже все обломки кирпичей оказались аккуратнейшим образом собраны и вывезены. По словам бригадира, предстояло еще перекрыть временными дощатыми щитами провалы, ведущие в подвальные помещения, и натянуть вдоль стен сетки, какими страхуются тротуары, проложенные в опасной близости от реконструируемых зданий.
Вспомнив про стену и светящуюся надпись, Кравцов стал прикидывать, куда именно могла указывать виденная ночью стрелка. Судя по всему, на дальний, восточный угол здания. Стоило бы пройтись туда, и…
Он не закончил мысль. Гриша позвал его – каким-то новым, напряженным голосом.
– Посмотрите: верхний слой тут убрали, похоже, срезали лопатой…
Кравцов посмотрел – действительно, у стены перемешанная с мелкой кирпичной крошкой земля на площади в пару квадратных метров выглядела по-другому. Но тот, кто занимался этой работой, не заметил два небольших пятна на стене, весьма напоминавших спекшуюся кровь. А Гриша – заметил.
Больше в зале парень не отыскал ничего, несмотря на все старания. Следующую находку сделал Кравцов – опять отошедший, чтобы не мешать. Отошел он к провалу в полу и увидел: на неровном, ощетинившемся кирпичными зубьями краю – еще одно побуревшее пятно. Опять кровь.
Кто-то уходил этим путем – раненый? Или волокли труп? Чей? Спускаться вниз, в подвал, и искать ответы на подобные вопросы не хотелось. Но пришлось.
…Дыра вела в подвальное помещение – небольшое и изолированное от остальных подземелий. Внизу оказалось относительно светло, фонарь не понадобился, – прореха в перекрытии неплохо освещала место действия. Сюда, похоже, наводившие порядок рабочие не полезли: в пятне света виднелись разбросанные по земле банки, бутылки из-под портвейна, прочий мусор. В углах таилась тьма.
Гриша старался выглядеть спокойным – получалось плохо: нервно облизывал губы, на лбу выступили бисеринки пота. И каждый шаг делал медленнее предыдущего. Кравцов подумал, что парнишка совсем молодой – года двадцать два, двадцать три самое большее… И взял инициативу на себя: быстро прошел в дальний и темный угол, направил луч фонаря к стене…
Увидев разрубленную – глубоко, до переносицы – голову и широко раскрытые мертвые глаза Костика, Кравцов отчего-то не испытал ни ужаса, ни потрясения. Лишь мрачную уверенность: со всем здешним беспределом пора заканчивать. А еще – не менее мрачное подозрение: заканчивать придется именно ему.
«Никуда не поеду, – подумал он со злостью. – Останусь именно здесь, рядом с руинами, пусть Козырь думает что хочет. Пусть увольняет и объясняет причину увольнения… И еще многое ему придется объяснить».