Проносилась внизу просыпающаяся равнина, били в лицо прохладные воздушные струи. Он оглянулся и увидел встающее розовое солнце, увидел дом; дом серым прямоугольником впечатался в небо, дом возвышался над долиной и не отбрасывал тени. «Как хорошо, что я вернусь туда, — радостно подумал он. — Как хорошо, что я всегда буду возвращаться туда!»
Запах моря усилился, и вот оно уже разлеглось впереди, раскинулось до самого горизонта, спокойное, сонное, отрешенное, добродушное — исполинское существо, не ведающее забот и тревог. Уплыл назад песчаный берег — вперевалку бродили у воды пестрые птицы, роясь клювами в грудах коричневых водорослей — и Ника полетела еще быстрее, грациозно взмахивая своими неописуемыми крыльями. Он, стараясь не отставать, помчался за ней.
Полет над морем продолжался уже довольно долго, но он совершенно не чувствовал усталости. Невидимые мощные крылья трудились на славу, уверенно неся вперед его тело, и он подумал, что давно бы уже мог летать — ведь это, оказывается, так просто! Все от рождения имеют крылья — но вот только далеко не все знают об этом, и не каждый решается хоть раз в жизни попробовать взлететь… А надо, надо взлетать!
Солнце поднялось уже высоко над горизонтом, когда вдали показалась темная полоска суши. Это был остров, идеально круглый сверху остров, покрытый зеленой травой. Сбоку он представлялся полусферой, вершину которой венчало высокое белое каменное сооружение, подобное пьедесталу. Ника, раскинув неподвижный крылья, спланировала вниз. Он последовал ее примеру, но не рассчитал и, промахнувшись мимо пьедестала, приземлился на склоне, проехавшись животом по траве. Встав на ноги, он обнаружил, что Ника спиной к нему неподвижно возвышается на пьедестале. Он обогнул пьедестал и взглянул ей в лицо — лицо было застывшим, мраморным. Он мог поклясться, что Ника превратилась в статую, вознесшуюся над лениво шевелящимся морем.
— Ника, можно к тебе? — не очень уверенно спросил он, зачарованно глядя на неподвижную женскую фигуру.
Статуя медленно наклонила голову.
Осмотрев гладкий белый бок пьедестала, он понял, что не сможет забраться наверх — уцепиться было просто не за что. Он обошел вокруг пьедестала — везде было то же самое. И допрыгнуть до верхнего края он не мог даже при самом жгучем желании.
— Крылья, — низким голосом сказала статуя Ники.
«Быстро же ты забыл о крыльях!» — упрекнул он себя, сосредоточился, и, сделав два взмаха, очутился на пьедестале.
Что-то мешало ему приблизиться к Нике, встать рядом с ней. Он понимал, что этот пьедестал — не для него. Он сел сбоку, на самом краю, и спросил: