– Мудро, ничего не скажешь. Ты, Фомич, голова! Зря я здесь, конечно, разорялся. Горлом много не возьмешь. Тут мозгами раскинуть надо, да еще как. Ты тоже думай, что нам со всей этой бодягой делать. – Миша хрустнул пальцами в кулаке, словно хотел задавить в нем надвинувшуюся на семью угрозу.

– Чего тут думать? И так ясно, что делать. – Фома вздохнул тяжело и отвернулся от «архангела».

– И что же? – спросил Миша и отвернулся в другую сторону. Получилось что-то навроде двуглавого орла.

– Только одно. Всем иметь довольный вид, что бы ни происходило. А главное – молчать... Всем молчать.

Глава 8 «АПОСТОЛ»

Глава 8

«АПОСТОЛ»

Совет, конечно, был дан хороший. Молчание и на деле золото, не только на словах. Но сам Фома, в миру же просто Фельдман Борис Семенович, молчать не собирался. А собирался он вести неустанную идеологическую пропаганду в общинных рядах. В пользу, разумеется, хозяина. План кампании был прост. Начать Фома намеревался с собственной душевной подруги, чью свободу давно уже не ограничивал, однако опасался и чуждых на Леру влияний. Главное, на его взгляд, было отвадить от Леры, а значит, и от Татки саму мадам, закрыть, так сказать, их доверчивые ушки от ненужных ее высказываний известно в чей адрес. А после, с подходом, обработать и охотника. Проще всего, рассуждал Фома, будет справиться с боевой гей-парочкой. Так что Макса и Сашка можно оставить напоследок. Таким образом рассчитывал «апостол» изолировать мадам Ирену, а если та не осознает ошибок и не примкнет к общинному большинству, то и начать с ней безжалостную, холодную войну.

Бремя забот о состоянии умов в общине Фома взвалил на себя добровольно. Собственно, чтобы реализовать сокрытый глубоко в себе талант проповедника и неясную тягу к интеллектуальному превосходству над другими представителями рода человеческого, Фома и примкнул к общине вампов. И оказался на своем месте.

Хотя изначально, естественно, помышлял о совсем другой карьере, в силу семейных и денежных обстоятельств далекой от его истинного призвания. Но жизнь рассудила иначе, подкинув Бореньке Фельдману карту, которой не было и не могло быть в его колоде и обернувшуюся фигурой посильнее любого джокера, хоть и зловещей на вид.

Но самая суть же Боренькиной натуры заключалась вовсе не в стремлениях и притязаниях на особую роль в человеческом социуме. Пусть и точила его с юных лет жадная ржа зависти к чужой славе и власти. Были в Бориной душе и другие совсем темные закоулки, в которые он страшился даже заглядывать. И тем более мотивировать этим страхом свои поступки.