Уж как не хотелось Мише огорчать хозяина, о том ведал лишь Господь Бог. Словами не выскажешь. Мелькнула даже шальная мысль разобраться с бесчинством и беззаконием мадам в одиночку. Но тут Миша себя осадил. Принять и осуществить такое решение без одобрения хозяина разве в его праве? Не он пришел к Ире Синицыной с даром и откровением, не ему и лишать ее блага или карать за отступничество. Вот только когда рассказать? Послезавтра у Машеньки день рождения, так стоит ли омрачать такой светлый праздник дурной вестью? Хозяин, само собой, виду не подаст и изобразит нужное веселье, но хорош ли будет для него пир во время чумы?
С утра Миша, так ничего и не решив, подался в город, ни с кем из домашних не повидавшись. Думал, тянул время, но ничего толком так и не надумал. К обеду его замучила совесть: никогда не таился от своего благодетеля, а вот же испугался и, можно даже сказать, сбежал. Бросил строительные дела, кинулся назад, в большой дом. Да только Яна дома не оказалось. Надо же такому случиться! И он, и Маша, и Тата с маленьким Леликом отправились в «Царскую охоту» на встречу с бабушкой Надей и ее Ди Каприо. Верно, за поздравлениями по случаю дня рождения. Известно ведь, что ни любимый зять, ни горячо любимая теща в гости друг к дружке и под страхом конца света не пойдут, вот и встречаются на нейтральной территории. Пришлось ждать их возвращения. А пока Миша находился в ожидании, весь запал из него уже вышел. И вновь возник прежний соблазн отложить, отодвинуть неприятную миссию до конца торжеств. Однако разум, который в отличие от чувств все же восторжествовал, настоял на ином. Что бы там ни было, но хозяин должен и вправе знать, и знать немедленно все, каковы бы ни были Мишины мнения и желания по этому поводу.
Дождавшись возвращения всей честной компании, посмеявшись с Машей и подержав на руках Лелика, всегда охотно шедшего к нему, Миша сделал хозяину незаметный для остальных знак, указав одними глазами в сторону кабинета: мол, есть срочный разговор.
Оставшись с Балашинским наедине и плотно прикрыв двери, Миша выложил все начистоту в холодной неприукрашенности событий, намеренно лишенных им эмоциональных, личностных выражений.
– Вот так. Все и было. Комментарии, как говорится, излишни.
– Как думаешь, что все это может значить? – Балашинский, безусловно, имел в виду глобальный смысл происшедшего, а вовсе не демонстрацию собственной тупости и непонятливости, нуждавшуюся в дополнительных объяснениях.
– Это заговор, Ян, – коротко ответил Миша, считая, что этим сказано все.