— Карина!

Она молча встала с дивана и вышла. Хлопнула, закрываясь, дверь в прихожей. Альберт понял, что дрожит.

— Но почему я? — снова простонал он.

Звонок испугал его. Потребовалось время, чтобы он смог решиться подойти к двери и посмотреть в «глазок». На лестничной площадке никого не было. С некоторым облегчением он выглянул из квартиры и сглотнул: под ногами лежало старое ружье. Альберт осторожно наклонился к нему и неуверенно потрогал. Ружье как ружье. Альберт осмотрелся еще раз, снова никого не увидел, и, наконец, опасливо взял подложенное Кариной оружие, словно оно могло в любой момент ожить. За соседней дверью завозились. Альберт быстро отступил в прихожую и защелкнул замок.

Знакомый и ясный еще вчера мир перевернулся. Ну чем он прогневал Бога, за что ему на голову свалилась эта Карина? Жил как все, никого но трогал… Почему он должен терять все с таким трудом достигнутое из-за каких-то вампиров? А что если ее убийство не может быть расценено законом, как убийство? Что если она обратится в прах, испарится, если в нее выстрелить? Но даже если и так, выстрелы в квартире привлекут внимание соседей, придется оправдываться… А ведь есть еще и статья за незаконное хранение оружия… «Стерва, сука, дрянь!» — проклинал он Карину. Дикая злость овладела им, он с удовольствием избил бы эту девку. Швырнул бы на пол и бил — долго, чем попало; он почему-то был уверен, что она не стала бы кричать. «Пусть только сунется!» — грозил он двери. Избить — и вышвырнуть вон. Довела! А мучительная тоска — ностальгия о беззаботном вчера — уже пронзала его насквозь, жгла мозг и сосала под ложечкой.

К вечеру опять стала расти тревога. Легко сказать — избить. Он уже чувствовал на себе ее силу, силу вампира, — когда она заставила его переспать с собой. Что-то низкое и гадкое чудилось теперь в этом. Заставила… Действительно заставила, вопреки его воле. Повалила на диван и влезла сверху — разве это не надругательство над его мужским достоинством? Показала силу… Да, у нее безусловно была сила — темная, нечеловеческая, и потому вдвойне опасная. Скорее уж она сама может его избить… но сделает другое.

Она придет ночью, чтобы его убить. Или он — или она. («Самозащита… Смягчающее обстоятельство?») Он представил себе ее смеющийся рот и клыки (где-то на втором плане были и глаза — темные, серьезные, полные тоски и боли, но блеск зубов не позволял их различить четче). «Наверняка не меньше волчьих…» Он потрогал ружье. Да, защититься можно, но все равно несправедливо. Почему он должен защищаться?

Вечер прошел в напряженном ожидании. Альберт вздрагивал от каждого шороха — враг мог появиться с любой стороны еще до наступления темноты он всюду включил свет и теперь сидел на диване, прижавшись спиной к стене только стенам он еще доверял. На улице темнело, вместе с темнотой рос и страх. Альберт с силой закусывал губу и не чувствовал боли. Вот сейчас скрипнет дверь… Или хлопнет окно в кухне… Или начнет отворяться балконная дверь… Альберт покосился в ту сторону и похолодел: на балконе кто-то был. Не она — кто-то высокий и белый. Этот высокий размахивал руками, намереваясь разбить стекло.