Он опустил весла и принялся грести широкими, мощными рывками. Крик больше не повторялся, но Малер и без того знал, что звук донесся с их острова. Пот заструился по спине, от былого спокойствия не осталось и следа. Медитирующий монах превратился в яростный, но маломощный механизм.

Надо было сходить за бензином.

Во рту скопилась слюна, и Малер плюнул на бесполезный мотор.

— Чертова железяка!

Хотя винить приходилось себя и только себя.

Чтобы не тратить время, он не стал пришвартовываться к пристани, а просто вытащил лодку на песок и выпрыгнул на берег. В ботинках тут же захлюпала вода. Дом выделялся черным силуэтом на фоне темно-синего неба.

— Анна! Анна!

Тишина. Входная дверь была закрыта. Он дернул и почувствовал легкое сопротивление. Он дернул еще раз и, почувствовав удар, вскинул руку к лицу, но это оказалась всего лишь метла, покатившаяся по каменистому склону.

— Анна?

Малеру потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте внутри дома. Дверь в спальню была закрыта, а на полу лежал какой-то сугроб. Малер поморгал, и сугроб начал принимать очертания — Анна спала на полу, обняв одеяло.

— Анна, что случилось?

Голосом, севшим от крика, Анна ответила:

— Оно было здесь...

Малер огляделся по сторонам. Лунный свет, проникающий в дом сквозь открытую дверь, был слишком тусклым, чтобы что-либо различить. Малер прислушался, но ничего не услышал. Зная, как Анна боится животных, Малер вздохнул и раздраженно спросил:

— Крыса, что ли?

Анна покачала головой и произнесла что-то нечленораздельное. Когда Малер повернулся, собираясь войти в комнату, она прошептала: «Возьми!» — и указала ему на топорик, лежащий на полу возле ее ног. Затем, не выпуская из рук одеяла, она подползла к входной двери, захлопнула ее и прислонилась к дверному косяку, придерживая ручку двери. Дом погрузился во тьму.

Малер взвесил в руке топорик:

— Тогда что же?

—...утопленник...