И вдруг он заговорил.

— Какой наглый и злобный вздор! — с пылом проговорил Стаффорд. — Поймите, как это несправедливо и жестоко — связывать имя Баумоффа с военными изобретениями и прочими ужасами. Он был самым поэтичным и искренним последователем Христа среди всех знакомых мне людей; и только по жестокой иронии обстоятельств одно из рожденных его гением произведений было использовано ради разрушения. Но вы еще убедитесь в том, что они не сумеют воспользоваться формулой Баумоффа, хотя им и удалось захватить ее. Применение этого вещества в качестве взрывчатки нецелесообразно. Я бы сказал, что действие этой формулы слишком универсально, поскольку не существует никакого способа, позволяющего взять его под контроль.

Мне известно об этом более чем кому бы то ни было; так как я был у Баумоффа самым близким другом, и когда он умер, я потерял лучшего товарища на всем свете. Не стану делать из этого тайны перед вами, друзья. По долгу службы я находился в Берлине, куда меня отправили, чтобы вступить в контакт с Баумоффом. Правительство давно положило на него глаз; как вам известно, он занимался экспериментальной химией и проявил слишком большие способности, чтобы это можно было оставить без внимания. Однако бояться его не было никаких причин.

Я познакомился с ним, мы крепко сдружились; и я скоро обнаружил, что он никогда не направит свои способности на создание какого-нибудь нового оружия; поэтому, понимаете ли, я мог наслаждаться нашей дружбой со спокойной совестью — на что сотрудники мои способны отнюдь не всегда. О, я могу честно сказать вам, что дело наше коварно и полно обманов по своей сути; хотя оно и необходимо стране; в конце концов, кому-то приходится даже исполнять обязанности палача. Существует изрядное количество грязных дел, благодаря которым вращаются колеса общественного механизма!

По-моему, Баумоффа следует назвать самым пылким и умным сторонником Христа, равного которому просто невозможно представить. Я узнал, что он составляет трактат, содержащий самые чрезвычайные и убедительные доказательства всех необъяснимых фактов жизни и смерти Христа. Когда я познакомился с ним, он концентрировал все свое внимание на попытке доказать, что Тьма Распятия, воцарившаяся между шестым и девятым часами, была подлинной и обладала колоссальным значением. Он намеревался разом отмести все толки о вовремя пришедшей грозе и другие возникающих время от времени в той или иной степени невразумительные теории как не имеющие никакого значения.

За Баумоффом числилась некая распря с атеистом, профессором физики по имени Гаутч, который использовал чудесные факты из жизни и смерти Христа в качестве основания для нападок на теории Баумоффа, покушаясь на них как в своих лекциях, так и в прессе. Особенно едкому неверию он подвергал теорию Баумоффа о том, что Крестная Тьма представляла собой нечто большее, чем растянувшаяся на несколько часов облачность, превращенная во тьму восточным образом мышления и речи.