Джульетта с ногами сидела на заднем сиденье, что есть мочи встряхивая его и вопя: «Прекрати! Прекрати сейчас же!» А потом повернулась к пластиковой перегородке, отделявшей шофера от салона, и замолотила по ней кулаками с криком: «Вперед! Скорее! Помогите мне!»
Хосе Дола понятия не имел, что надо делать в таких случаях. Он не больше контролировал Джульетту, чем сам себя. Все, что он ощущал, уворачиваясь от ее рук и видя красные потеки на лице ослепшего ребенка — это отвращение.
Элла пробралась вниз, чтобы посидеть вместе с Питером. Он в клочки изорвал свою «Дейли Стар», и теперь ее лохмотья свисали с обода мусорной корзины. Газетчики то и дело давили кнопку звонка, грохотали почтовым ящиком, и стучали в окна. Бегство Дола с Джульеттой и ее сыном взбудоражило их. А где же Элла? Она что, опять дематериализовалась? Кто-нибудь знает, где ее теперь искать? Или ее бросили одну в доме?
Как те, кому приходится жить по соседству с аэропортом или литейным цехом, Элла научилась не слышать этого шума.
Гунтарсон взглянул на нее. Его лицо после ссоры с Дола все еще горело.
— Что там такое с твоим братом? — грубо спросил он. Потом, пытаясь сгладить грубость, чуть более сочувственно добавил: «Я уверен, с ним все будет в порядке».
И Элла была ему благодарна. Если уж Питер думает, что с Фрэнком все будет хорошо, то ей не стоит так волноваться. Питер такой же умный, как и любой из докторов. Но она понимала, что думает он не о Фрэнке, иначе бы он посылал ей ментальные импульсы сочувствия и утешения. Что ж, неважно! Фрэнк — ее брат, ей за него и беспокоиться.
А Питер переживает из-за этого человека. Это все из-за какой-то газеты, она знает, но смотреть не собирается. Ей все равно, что там печатают газеты. Она почувствовала ядовитый гнев, излучаемый Питером, и экранировалась от него. Она не хочет ничего знать о том, что Питер сердится. Все взрослые иногда сердятся, она это понимает, — только ей совершенно не хочется сейчас об этом думать. И еще ей не хочется, чтобы Питер когда-нибудь сердился на нее. Это было бы хуже всего!
Она все так же сидела у стола, следя глазами за тем, как он расхаживает по комнате. Ей было легче, когда он рядом. Когда он вышел в кухню, она молча последовала за ним. Когда он, резко развернувшись, ушел наверх, осталась его ждать.
Все занавески были задернуты, чтобы избежать назойливого внимания журналистов. Пока она сидела, молча глядя на их складки, одна из занавесок слегка приподнялась, как будто окно кухни приоткрылось и через щель подуло сквозняком.
Лучик света, тоненький, как волосок, проник в щелку и упал на лицо Эллы. Пыль, танцующая в воздухе, делала его почти матовым, с серебристым ореолом. Всего несколько секунд свет касался ее лба, плотный, словно лазерный луч. А потом занавеска снова опустилась, перерезав его.