— Похоже, тут когда-то был солярий или что-то в этом роде, — сказал Картер.

Эзра включил свой фонарик и провел его лучом вдоль стен. Массивные колонны, отделанные деревом, до сих пор поднимались к отсутствующей крыше. Это был мир без красок, мир черноты и теней. Только лунный свет едва очерчивал колонны и фонтан. Даже звуки огромного города здесь не были слышны, и только ветер шелестел посреди сгнивших стропил и расшатавшихся кирпичей. Но неожиданно в луче фонарика Эзры что-то блеснуло — какой-то маленький предмет, прикрепленный к одной из колонн.

Подойдя ближе, Эзра понял, что это такое. Это было распятие, согнутое и почерневшее. Он знаком подозвал Картера.

— Может быть, его оставил здесь кто-то из пациентов санатория?

Но Картер покачал головой. Он сразу понял, что это именно то распятие, которое он в последний раз видел в палате ожогового отделения больницы Святого Винсента.

— Оно принадлежало Руссо.

Эзра не знал, какой следует сделать вывод. С одной стороны, он испытал облегчение, поскольку, судя по всему, они напали-таки на след Ариуса, но все же он был немало озадачен. Если его предположения были верны, то меньше всего на свете Ариусу хотелось бы иметь распятие, а уж тем более выставлять его напоказ в своем логове. Но как иначе можно было объяснить то, что распятие оказалось здесь?

Эзра стал более внимательно осматривать мрачный зал и заметил кое-что еще, прикрепленное к другой колонне. Если только он не ошибался, это могло оказаться не менее странным.

Он обошел вокруг каменной чаши фонтана и направил луч фонарика на колонну. Там висела акварель Дега в небольшой золоченой раме… Когда Картер подошел к Эзре, тот прошептал:

— А эта картина принадлежала Кимберли. Она висела рядом с ее туалетным столиком.

Большой ржавый гвоздь был вбит прямо в середину картины.

— Он ее даже повесить как следует не удосужился, — с горечью проговорил Эзра.

Он не стал уточнять кто, поскольку теперь они оба понимали, что картину повесил здесь тот, кого они разыскивали.

— Но почему? — стал размышлять вслух Эзра. — Зачем ему распятие? Зачем эта картина? Вряд ли он с уважением относится к религиозному значению креста, вряд ли его поразила красота этой акварели.

Картер понимал почему и зачем, хотя от этой мысли ему было очень не по себе. На местах многих палеолитических стоянок он видел проявления подобного поведения. Он видел оленьи рога и челюсти, развешанные по стенам пещер, видел пробитые черепа гоминидов, засунутые в расселины между камнями.

— Он не украшает интерьер, — невесело проговорил Картер. — Он собирает сувениры.