Свиток действительно исчез. Растворился в воздухе? Погас, как пламя? Улетел через разбитую крышу? Понять было невозможно. Картер отдышался и спросил:
— Эзра, ты в порядке?
Ответа не последовало.
Картер с трудом поднялся на ноги, перешагнул через рюкзак и подошел к Эзре. Черный берет сполз ему на лицо, и, когда Картер поднял его, он увидел, что глаза Эзры открыты, но взгляд блуждает.
— Ты слышишь меня? — спросил Картер. Эзра вяло кивнул. — Я выведу тебя отсюда. Встать можешь?
Эзра не ответил, но Картеру удалось подвести руку под его плечи и помочь ему подняться.
— Хорошо, вот так, — стал приговаривать он. — Пойдем потихоньку.
Он направил луч своего фонарика туда, откуда они пришли, и, поддерживая плохо державшегося на ногах Эзру, Картер медленно двинулся в сторону от фонтана. Картер водил лучом фонаря влево и вправо, чтобы не запнуться за гнилое бревно, не провалиться в дыру.
— Вот так, не спеша, — негромко говорил Картер.
Почти у самого выхода из зала в коридор луч фонарика вдруг выхватил из темноты что-то еще, прикрепленное, как и другие трофеи, к одной из колонн. Картер повел Эзру к этой колонне и увидел, что это обрывок шелковистой ткани, поблескивающей на свету. Это был кусок воротника пижамной кофты с леопардовым рисунком.
Как у любимой пижамы Бет. Той самой, которая была на ней в ту ночь, когда Картер с трудом открыл дверь в спальню… и увидел, что окно, выходившее на пожарную лестницу, распахнуто настежь.
— О боже… — еле слышно прошептал он.
Эзра тихо застонал. Из уголка его губ стекала струйка крови.
Картер сунул фонарик за пояс и, сорвав лоскуток с гвоздя, прижал к лицу. Он почувствовал запах кожи Бет.
— О боже, — повторил он, молясь о том, чтобы этот лоскуток не был таким же трофеем Ариуса, как другие.
Как ему хотелось надеяться, что он был только его неосуществленным желанием, а не воспоминанием.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
— Я очень рада, что ты ушла с вечеринки пораньше, — сказала Эбби. Она вела машину в сторону спуска к Гудзону. — Чем раньше мы сегодня ляжем спать, тем раньше сможем завтра взяться за работу.
Бет смотрела за окно на черные деревья и кусты, стоявшие по обочинам двухполосного шоссе. Она заставляла себя слушать то, о чем говорила ее подруга, но мысленно, как ни старалась, не могла не возвращаться к одному и тому же… к тому, как Ариус вошел в галерею. Она чувствовала, что у нее снова началось небольшое кровотечение. Оглядываясь назад, на последние пару месяцев, она видела одни только плохие новости, неприятности и даже смерть. Ей пришлось писать письмо со словами соболезнования матери Руссо, и ничего более мучительного для нее, пожалуй, в жизни не было.