Вассаго поехал прочь от магазина.

В центре города, рядом с заправочной станцией, он нашел телефонную будку. Несмотря на поздний час, станция вовсю торговала бензином, а ее наружное освещение было таким ярким, что Вассаго вынужден был все время щуриться, даже невзирая на темные стекла своих солнцезащитных очков.

В свете ламп кружились большекрылые бабочки, отбрасывая на тротуар огромные, величиной с хорошую ворону, тени.

Пол будки был густо усыпан окурками сигарет. Возле дохлого жука копошились муравьи.

На телефоне висело объявление: "АВТОМАТ НЕ РАБОТАЕТ", но Вассаго не было до этого никакого дела, так как он никому не собирался звонить. Его интересовала телефонная книга, прикрепленная к раме довольно массивной цепью.

Он внимательно пролистал желтые страницы раздела "Антиквариат". Антикварное дело в Лагуна-Бич, судя по книге, процветало: город был настоящим раем для торговцев предметами старины. Вассаго бегло ознакомился с их рекламными объявлениями. Некоторые в целях саморекламы объявляли себя международными компаниями по сбыту антиквариата, другие рекламировали свои услуги, указывая имя владельца магазина, как, например, "Антикварный магазин Харрисона".

Очень немногие использовали и имя и фамилию, а в некоторых объявлениях указывалось полное имя владельца, так как в антикварном деле хорошая репутация бизнесмена служила ему прекрасной визитной карточкой. Роберт О.Лоффман, к примеру, указанный в справочнике на желтых страницах, благодаря перекрестной ссылке, легко отыскивался под тем же именем на белых страницах, что позволило Вассаго узнать его домашний адрес.

Когда он шел обратно к "хонде", то заметил, как из темноты вынырнула летучая мышь. Дугой мелькнув в слепящем свете ламп заправочной станции, она на лету схватила жирную бабочку и вместе с ней скрылась в ночном мраке. Ни хищник, ни его жертва не издали ни звука.

Лоффману было семьдесят лет, но в самых лучших своих снах он видел себя восемнадцатилетним, ловким, гибким, сильным и жизнерадостным. Сны его не были сексуальными, грудастые женщины призывно не раздвигали в них навстречу ему свои пышные бедра. Не стремился он в снах и к власти над людьми, не было в них бешеных погонь, не прыгал он с высоких утесов в водоворот дивных приключений. Сны были спокойными, земными: неспешная прогулка босиком вдоль берега в вечерних сумерках, ощущение сыроватого песка под ногами, пенистые гребни набегающих волн, сверкающих отраженным блеском пурпурного заката; или он, разморенный полуденной жарой, просто сидит в траве под сенью финиковой пальмы, лениво наблюдая за колибри, пьющей нектар из ярких лепестков растущих на клумбе цветов. Уже одно сознание, что он снова молод, было настолько удивительным само по себе, что делало сон захватывающим, и хотелось, чтобы он длился как можно дольше.