Он всех их одурачил.

Джоунас не мог открыто признать, что умственная заторможенность была мастерски разыграна Джереми, потому что в душе понимал, что сам позволил ему себя одурачить. Он с радостью принял нового Джереми, потому что, если быть до конца откровенным, не мог вынести пытки смотреть в глаза тому Джереми, который убил Марион и Стефани. Но самым убедительным доказательством его прямого соучастия в преднамеренном обмане было нежелание подвергнуть того компьютеризированному исследованию, чтобы определить характер перенесенной им мозговой травмы. Тогда он пытался убедить себя, что важен сам факт наличия травмы мозга, а его этиология, характер повреждения, не играет никакой роли – совершенно недопустимая халатность со стороны лечащего врача, но полностью объяснимая слабость со стороны отца, не пожелавшего оказаться лицом к лицу с чудовищем в образе собственного сына.

И теперь это чудовище разгуливает на свободе. У него не было на этот счет прямых доказательств, но и сомнений, что дело обстоит именно так, тоже не было. Джереми где-то скрывался. Прежний Джереми.

В течение всех десяти месяцев с помощью различных сыскных агентств он пытался найти своего сына, так как нес если не юридическую, то моральную ответственность за любые преступления, совершаемые им. Первые два агентства ничего не смогли разузнать и объяснили свою беспомощность выйти на его след отсутствием следа как такового. Скорее всего, написали они в своем отчете, юноши уже нет в живых.

Третье агентство было представлено лично самим Мортоном Редлоу. И хотя не было в нем нахрапистости его более крупных коллег по сыску, в Редлоу чувствовались бульдожья хватка и настойчивость, заставившие Джоунаса поверить, что дело наконец сдвинется с мертвой точки. И вот на прошлой неделе Редлоу прозрачно намекнул, что картина немного прояснилась, но окончательные выводы он сможет сделать только в конце недели.

С тех пор детектив как в воду канул. Он так и не позвонил и не ответил ни на одну из записанных на магнитофон автоответчика просьб немедленно дать о себе знать.

И Джоунас, отвернувшись от персонального компьютера и доклада, который он готовил для конференции, снял трубку и снова набрал номер телефона детектива. Автоматически включился магнитофон. Но он так и не смог сообщить ни своего имени, ни причину своего звонка, так как пленка была уже до отказа забита аналогичными сообщениями. Автоответчик выключил магнитофон.

У Джоунаса в душе шевельнулось недоброе предчувствие.

Положив трубку на рычаг, он встал из-за стола и подошел к окну. Чувствовал себя Джоунас отвратительно, и никакой великолепный вид из окна не был в состоянии поднять ему настроение, но отчего же было не попытаться это сделать? Каждый новый день пополнялся новыми омерзительными событиями, гораздо более ужасными, чем предыдущие, и он нуждался в любом средстве, которое бы хоть чуточку гарантировало ему более или менее спокойную ночь и относительно спокойное утро.