Она еще осознавала, что нечто потеряно, но она уже не знала, что это было, так как стирание ее воспоминаний было полным и окончательным. Кваббо бил ее же оружием. Он скатывал ее прошлое с конца. Следующим, что превратилось в ничто, сгорело без остатка, была переправа на корабле. Ее жизнь начиналась с прибытия в Свакопмунд. Она никогда не видела ничего иного, кроме Юго-Запада.

Удивленная и беззащитная, она вынуждена была смотреть, что творил с нею Кваббо. Она была бессильна против него. Ее удар, состоящий из ярости и возмущения, был самим худшим из того, что она могла совершить в этом мире, — для большего ей не хватало опыта, — и этим она не смогла остановить его. Теперь он сделает то, что запланировал, наверное, с самого начала: он сотрет все ее существование до того пункта в Омахеке, где мудрецы вселили в нее часть пустыни, где она стала частицей страны и одной из санов. Она больше не окажет Кваббо никакого сопротивления. Она согласится, что единственно правильным будет спасти народ санов. Ее народ.

Но затем действия Кваббо, направленные на уничтожение ее воспоминаний, наткнулись на встречный удар. Взгляд Сендрин прояснился, и она увидела, как что-то схватило сана. Нечто встряхнуло его, ударило, согнуло пополам, как тряпичную куклу, и отбросило прочь.

Видение перед нею постепенно материализовывалось. Оно повернулось к Сендрин спиной, снова поспешило к Кваббо и подняло его над землей, вообще не касаясь его. Кваббо барахтался и кричал. Одно мгновение это было похоже на вопль новорожденного, в следующий момент снова звучал крик взрослого, мужчины.

Голос проникал в дух Сендрин, но это были только бессвязные слоги. Лепет сумасшедшего.

Воспоминания Кваббо выползали из его тела, как цепочка насекомых, проходили через призрачную форму его мучителя и с силой ударяли по оцепеневшему сознанию Сендрин. Она видела, как у сана забрали остатки его детства, как изгонялась его жизнь, словно картинки сна, которые утром пытаются собрать воедино, но потом благополучно забывают. Другой довершал то, в чем Сендрин по неопытности потерпела неудачу. Другой делал это с саном. И постепенно она стала догадываться, кто это мог быть.

Безумное привидение, в которое превратился Вильгельм Гаупт за время его многолетних блужданий в мире шаманов, отнимало теперь у Кваббо все его мысли, все чувства, малейший след самосознания. Оно опустошало его, как вытряхивают перья из старой подушки — небрежно, не обращая внимания на то, что все равно будет выброшено. Кваббо в какой-то степени был знаком с этим миром, но никто не знал этот мир лучше, чем тот, кто был заперт здесь навечно. И этим пленом он был обязан именно Кваббо.