– Еще как знаю, дорогая. Знаю такое, чего ты сама о себе не знаешь. Например, что ты, как и я, католичка с колыбели.

– Враки дерьмовые! – заявила я.

– Никакие не враки, католичка, крещенная в церкви Святого Семейства в Гэйнсвилле, США, в возрасте одного месяца восьми дней, все как положено. Тебя принес отец.

Я уставилась на нее.

– Ты, наверно, считаешь нас кучкой спятивших на благотворительности теток, – продолжила Нора, – но ОКХ располагает одной из самых лучших разведывательных служб в мире. Иезуиты старше, но у нас больше денег. Ты думаешь, мы принимаем сюда людей, не выяснив о них абсолютно все, что можно узнать? Это же деньги, понимаешь, трастовый фонд. Ты ведь слышала про него?

Я ответила, что слышала, но считала эти денежки пропавшими во время войны. У Норы мои слова вызвали смех.

– Боже мой, – сказала она, – чтобы разорить кровниц, потребовалось бы нечто большее, чем просто мировая война. Деньги можно упрятать в таких местах, где им не страшны никакие бури. Нет, мы сохранили большую часть орденского достояния, и оно выросло с тех пор, хотя нам и пришлось внести залог за святого отца, когда он попал в небольшую переделку из-за истории с БанкоАмброзиано еще в семидесятые годы. Святой престол обанкротился, и мы пришли ему на помощь как добрые дочери церкви, мы и Opus Dei. Если бы не это, поверь мне, дорогая, мы бы все заваривали чай для епископов. А так деньги позволяют нам делать что угодно и оставаться любимицами Папы, маленькими сестрами милосердия. Деньги и тот факт, что мы гибнем с ужасающей частотой. Они не могут на это не реагировать, потому что церковь по-прежнему питает слабость к святым мученикам, а наш неофициальный девиз – Джим де Бри.