У винтовой лестницы стоял часовой — точней, часовая: закутанная до глаз баба с винтовкой. Штык примкнут, все как положено.

— На Шипке все спокойно, — простужено произнесла баба. Голос ее показался государю знакомым, да какая разница: за столько лет тут все уже… знакомыми стали.

— Вольно, Настасья, — сказал царь, отвел штык в сторону и стал взбираться по лестнице.

Сношарь ждал у себя. Девяносто четыре года, то ли девяносто шесть, он уже сам не помнил, но бегать на марафонские дистанции поздновато. Да и тот грек, что первым из Марафона прибежал — помер ведь в одночасье. Тут бы мораль и вывести: дистанция эта смертельная и никому ее бегать не след. Так нет же, в память об том покойнике устроили марафонские состязания: кто быстрей пробежит, да копыта и откинет. До Кремля было конечно, не сорок километров, но ноябрь во второй своей половине для Москвы — настоящая зима, и пусть уж император ножками не побрезгует придти, он моложе. Сношарь сидел за пустым пока что, накрытым домотканой скатертью столом, и ждал царя.

Влетела баба с выпученными служебным рвением глазами.

— Его императорское величество царь!

Отодвинув бабу, вошел император. Павел своего собственного титула давно наизусть не помнил: где-то в нем светлейший князь сменился на владетельного бургграфа, где-то баронство возросло и превратилось в герцогство, какой-то титул он подарил, а какой-то, напротив, получил по завещанию — разве все отбарабанишь? Судя по тому, что пришел он в гости к родственнику, накинув на плечи только легкую шубейку из светло-голубого, полярного волка, особого холода на дворе и в подземельях еще не было, однако могло это быть и напоминанием о том, что русский царь отныне и вовеки — еще и великий государь Аделийский. А откуда взять антарктические меха? Несолидно царю таскать бекешу из морского леопарда. Так что пока сгодятся меха арктические.

Некоторые титулы прикреплялись к большому коронационному бескровно, иные — ценой малой крови, и пока что не было точно известно, к какой категории придется отнести антарктическое почетное звание. Последнее сопротивление разрозненных чилийских партизан на земле Грехема вроде бы должна была подавить позавчерашняя ковровая зачистка. Однако иди знай — вдруг что где и шевелится. Тогда, как решил Павел, придется эту самую Землю отдать под временный протекторат Сальварсана, у которого с Чили давние счеты. В этом случае, можно было не сомневаться, принесут эту самую Землю на блюдечке. Но… Тоже еще думать надо будет. Быть подданным Российской империи — это слишком высокая честь, чтоб раздавать ее направо и налево. Мадагаскар, скажем, сколько ни просись — а вот пока что недостоин. Пусть сами догадаются, что и как сделать надо, чтобы честь эту заслужить.