Когда Никки обнаружила, что написанный от руки дневник Олтона Тернера Блэквуда доступен только подписчикам, она воспользовалась кредитной картой, чтобы войти в их число.
Прежде всего отметила аккуратный, почти каллиграфический почерк убийцы, словно тот верил, что четкость изложения внесет порядок в его безумные мысли. Над каждым «i» вместо точки он рисовал крошечный ноль.
* * *
Отправив Уолтера и Имоджин домой, несмотря на их протесты (они говорили, что им еще многое нужно сделать), Джон поднялся на второй этаж, в библиотеку, чтобы предложить профессору Синявскому завершить урок пораньше и добираться до дому, пока дороги более-менее свободны. Но обнаружил, что библиотека пуста, а свет погашен.
В нынешнем состоянии ума любое отклонение от заведенного порядка тревожило Джона. Он поспешил к двери в комнату девочек. Постучал, ответа не получил. Постучал вновь, открыл дверь. Никого.
Джон пересек коридор, подошел к двери Заха, резко постучал, облегченно выдохнул, услышав голос сына:
— Заходите.
Джон приоткрыл дверь, заглянул в комнату, увидел, что Зах сидит за столом, что-то рисует в альбоме.
— Так вы уже выучили всю математику?
— Почти. Но профессор Синявский решил уехать пораньше. В снег он машину не водит. Помнишь прошлый год? В снежные дни профессора привозила его подружка, с длинными волосами и…
— Где девочки?
— Наоми проводит наомийский ритуал первого снега сезона. Думаю, Минни пошла с ней во двор.
Внизу Джон торопливо переходил от окна к окну, в поисках девочек на участке около дома… но нашел их в раздевалке, где они только-только сняли сапоги и вешали куртки.
— Снега еще мало, покров совсем тоненький, ничего слепить нельзя, — объяснила Наоми. — Никакого тебе снежного ангела, даже в снежки особо не поиграешь.
— Я ей говорила, — указала Минни.
— Она говорила. Естественно, говорила. Она всегда мне говорит.
— Я жду, когда ты услышишь.
— Тебе придется научиться ждать, Мышь.
— Наверное, пройдет лет сто, прежде чем мои слова начнут долетать до твоих ушей. Не зови меня Мышью.
— Без меня из дома не выходите. Хорошо?