— Интересная женщина, — высказался Руджиеро. Он не смотрел на хозяина.

— Да, — уронил Сен-Жермен и занялся атанором, всем своим видом показывая, что не намерен ничего обсуждать.

Он вскользь упомянул о владелице дома лишь дня через два, глядя на мокрые ставни. Ливни не прекращались, дерево местами позеленело, влага была и на стенах.

— Наша хозяйка, — сказал Сен-Жермен, отслаивая ножом плесень и гниль, — помнится, говорила, что окна в этих покоях не очень-то хороши. И пообещала заменить их, если потребуется.

— Щедрое обещание, — пробурчал Руджиеро, вынимая флаконы с какими-то порошками из последнего неразобранного мешка.

— Пол тут в порядке, — продолжал Сен-Жермен, — а стены и потолок надо бы обработать влагостойким составом.

Они вернулись к работе. Руджиеро освободился первым и уселся на грубо сколоченный стул.

— Конюхи говорили, что вчера вечером прибыл нарочный от раджи.

— Вряд ли в этом есть что-либо удивительное, — рассеянно пробормотал Сен-Жермен, оглядывая атанор и пытаясь установить на место последний кирпич. Тот входил в паз с перекосом.

— То-то что и есть. Челядь поражена, ведь раньше такого почти не случалось. Раджа не ладит с сестрой. — Руджиеро нагнулся и ощупал носки своих туфель. — Все связывают это событие с нашим присутствием здесь.

— И пусть их.

Ветер ударил в ставни, они затряслись, заскрипели. Руджиеро вздохнул.

— Ну и погодка! Никак не могу к ней привыкнуть, — сказал он раздраженно. — Ночью мне показалось, что где-то обрушилась крыша.

— Стена, — уточнил Сен-Жермен, не отрываясь от возни с кирпичом. — В крыле для рабов. Мне сказал о том Бхатин.

— Кто-нибудь пострадал?

— Трое. Один раб умер на месте, двое пока еще живы. На них обвалилась балка. — Сен-Жермен говорил спокойно, но с некоторым напряжением. — Бхатин расстроен. И немудрено: в таком доме каждая пара рабочих рук на счету. Потеря весьма ощутима.

— Раненым пробуют как-то помочь? — спросил Руджиеро.

— Нет. Тут верят, что тот, кто поможет несчастным, разделит их карму, а Бхатин неприкасаемым стать не желает. Так он и заявил мне, передавая записку Падмири.

— О чем?

— Она спрашивает, как наши дела.