— Да, я уеду. — Night встала и огляделась, отыскивая свой рюкзак.
— Высохни сперва! — милостиво разрешила Гунна. — Идём, только не буянь больше.
— Не буду. Наверно, не буду. Незачем. — Она криво усмехнулась.
Гунна посмотрела на мокрую сверху донизу девушку, оглядела себя, фыркнула и пошла к машине. Обратная дорога показалась обеим ужасно длинной. На месте Гунна тут же влезла в салон машины, вытащила небольшую плоскую фляжку в кожаной оплётке и сделала два длинных глотка.
— На, выпей. — Она бросила фляжку Night. — А то простынешь.
— Спасибо, — буркнула та, отвинчивая крышку. Как бы ей ни было сейчас неудобно и стыдно, здравый смысл рекомендовал постараться избежать заболевания.
— Как тебя зовут-то? — Гунна усмехнулась. Она догадывалась, кто перед ней, но хотела услышать имя.
— Татьяна, — назвалась Night.
— Не скажу, что приятно, — съязвила Гунна. — Тоже Татьяна. Вот и познакомились.
— Да уж. — Night вдруг хрюкнула и залилась звонким смехом, в котором отчётливо звучали нотки истерики. — Вот же дурацкая ситуация! Блин! Сумасшедший дом!
Гунна едва заметно улыбалась сама. Действительно, ситуация выглядела совершенно дурацкой.
— Ладно. — Она прервала нездоровое веселье. — Сейчас термос достану. И костёр разведу.
— Спасибо, — поблагодарила Night искренне и от всей души.
Девушки мирно дождались у костра высыхания всех вещей, Night предпочла уехать обратно в этот же вечер, Гунна не стала настаивать. Она не могла освободить вторую Татьяну от управления чужаков и не хотела рисковать, оставив временами невменяемого человека в аномальной зоне. Она подумала, что нужно обязательно сообщить об инциденте Чёрному.
— Знаешь, а ведь я впервые за многие годы могу сказать о себе «счастлива».
Татьяна смотрела на бушующие волны. Они с Антоном вышли прогуляться по набережной, несмотря на сильный ветер и собирающийся вот-вот начаться дождь. Ветер трепал их волосы, швырялся брызгами пены, а Wilkes с видимым наслаждением подставляла его порывам лицо, которое уже покрывали мелкие капельки морской воды. Шумел ветер, грохотал прибой, орали вечно голодные чайки — разговаривать было сложно, приходилось перекрикивать этот шум, но Антону тоже не хотелось сейчас возвращаться в уютное тепло, его настроение соответствовало бурному Северному морю.
— Я рад за тебя, правда, рад.
— Помнишь, когда я, как ты тогда сказал, выпала из времени? Жизнь проходила мимо, а меня в ней не было, моего времени не оставалось вообще. Сейчас всё иначе, сейчас мне кажется, я вошла во время, оно стало протяжённым, длительным, не только момент «сейчас», и оно всё моё. И прошлое, оно точно моё, и будущее, наверно. Будущее я пока не чувствую.