Наконец-то дыхание Квена выровнялось. Я, несколько осмелев, села на краешек кресла, перебросив сумку за спину. Доктор Андерс возвышалась на ровном полу, не желая преодолевать невидимого барьера лестницы и подходить к нам. Я смотрела на Квена мрачно, отмечая следы борьбы с болезнью.

Темное обычно лицо побледнело и пожухло, оспины от Поворота резко выделялись красным, будто еще были активны. Темные волосы слиплись и перепутались от пота, лоб прорезали морщины. Глаза его блестели какой-то дикой страстью, от которой у меня что-то тревожно шевельнулось в груди. Я видала такой блеск — так светятся глаза у того, кто уже видит за ближайшим углом свою смерть, но все равно собирается с ней драться.

Черт, да будь оно все проклято!

Я уселась поудобней, все же не решаясь взять его небольшую, но мускулистую руку, лежащую на серой простыне.

— Хреновый же у тебя вид, — сказала я наконец, и он улыбнулся болезненной улыбкой. — Что ты такое сделал? Сцепился с демоном? Ты победил?

Я пыталась говорить беззаботно. Но не получилось.

Квен сделал два медленных вдоха.

— Ведьма, пошла вон, — произнес он отчетливо, и я вспыхнула, даже вставать начала, пока не сообразила, что он обращается к доктору Андерс.

Она же сразу поняла, что к кому относится, и подошла, глядя на нас сверху вниз.

— Трент не хотел бы, чтобы вы оставались одни.

— Я не один, — перебил он. Голос у него окреп от начавшегося использования.

— …одни с нею, — закончила она, вкладывая в последние слова невероятное отвращение. Очень противно они прозвучали, и Квену очень не понравились.

— Пошла — вон, — сказал он тихо, из себя выходя при мысли, что его болезнь дала этой мымре возможность думать, будто он подчинится ее воле. — Я попросил сюда Морган, потому что не хочу, чтобы свидетелем моего последнего вздоха оказался какой-нибудь чиновник или врач. Тренту я дал клятву, и я ее не нарушу. Вон!

Его скрутил кашель, и этот звук, похожий на треск рвущейся ткани, пронзил меня насквозь.

Я повернулась в кресле, показала ей, чтобы проваливала ко всем чертям, а то так только хуже, и снова повернулась к темному углу. Андерс, злая и чопорная, прислонилась к комоду, скрестила руки на груди. Злость на физиономии даже в темноте была видна. Она стояла спиной к зеркалу, и казалось, будто ее там две. Кто-то протянул кусочек ленты поверху и плавной дугой через стекло — я поняла, что Кери была здесь перед тем, как идти на молитву. Она пошла на молитву — пешком всю дорогу до базилики — а я не приняла это всерьез.

Расстояние, на которое отошла Андерс, Квена, видимо, удовлетворило, и его скрюченное судорогой тело постепенно отпустило, приступы кашля стали реже и прекратились совсем. Я с чувством полной беспомощности смотрела на это, и напряжение в прямой спине стало переходить в ноющую боль. Зачем он хотел, чтобы я это видела?