Его глаза встретили мой взгляд — невозможно было оторваться от их блеска.

— Я не стану извиняться за свой эгоизм.

— Меня это не беспокоит.

Я и правда хотела знать, зачем он позвал меня, если не хочет ничего говорить. Нет, вдруг пришла мысль, и я почувствовала, что всякое выражение исчезло с моего лица. Он не то чтобы не хочет ничего рассказать — он обещал Тренту этого не делать.

Собравшись, я подалась вперед на прохладной коже кресла. Квен сфокусировал глаза, будто понял, что я догадалась. Отчетливо ощущая спиной присутствие доктора Андерс, я одними губами спросила:

— В чем дело?

Но Квен только улыбнулся.

— Думаешь, значит, — почти выдохнул он. — Это хорошо. — Улыбка смягчила сведенные болью черты лица, придав им выражение почти отцовское. — Не могу. Я обещал моему Са'ану.

Я отодвинулась, поморщившись, ощутила спиной собственную сумку. Дурацкая мораль у этих эльфов. Убить ему ничего не стоит, а слово нарушить он не может.

— Я должна задать правильный вопрос?

Он покачал головой:

— Нет такого вопроса. Есть только то, что ты видишь.

Ой, мама. Фокусы эти у старых мудрецов — терпеть не могу.

Дыхание у Квена вдруг стало труднее, накладываясь на далекую музыку. У меня зачастил пульс, я посмотрела на больничную аппаратуру, молчащую и темную.

— Тебе бы сейчас полежать спокойно, — сказала я встревоженно. — Силы тратишь.

Квен застыл серой тенью на фоне серых простыней, весь сосредоточился на одном: чтобы легкие продолжали работать.

— Спасибо, что пришла, — сказал он слабым голосом. — Я вряд ли еще долго протяну, и я очень буду благодарен, если потом ты попробуешь поладить с Трентом. У него сейчас трудный… период.