– Вы беспокоитесь из-за ребенка? – спросила Эф.

– Да. Из-за маленькой девочки, которая живет по соседству с моей тетей. Она в ужасном положении. Она…

– Почему ваша тетя сама не пришла с жалобой?

– Ну, я здесь за нас обоих. Тетя Джен…

– Я не могу проводить расследование, основываясь на сведениях, полученных из вторых рук, – не грубо, скорее с сожалением заявила Эф. – Если ваша тетя заметила что-либо, заставившее ее тревожиться за благополучие девочки, она сама должна рассказать мне об этом.

– Да, разумеется, я понимаю. Но, видите ли, я живу с тетей. И тоже знаю эту девочку.

– Вы видели, как с ней жестоко обращались… били, трясли?

– Нет. Рукоприкладства я не видела. Но…

– Вы видели доказательства? Синяки, ссадины?

– Нет-нет. Дело не в этом. Никто ее не бьет. Это…

– Сексуальные домогательства?

– Нет, слава богу, Лайлани говорит, что это не тот случай.

– Лайлани?

– Это ее имя. Девочки.

– Все они обычно говорят, что это не тот случай. Стесняются. Правда всплывает только по ходу расследования.

– Я знаю, как часто бывает именно так. Но она девочка необычная. Очень самостоятельная, очень умная. Говорит все как есть. Она бы сказала, если бы ее растлевали. Она говорит, что нет… и я ей верю.

– Вы видитесь с ней регулярно? Говорите с ней?

– Вчера вечером она пришла к нам на обед. Она…

– Значит, ее не держат под замком? Мы не говорим о жестоком обращении, связанном с ограничением передвижения?

– Передвижения? Ну, может, и говорим в определенном смысле.